Новосибирск 2.9 °C

Генеральная репетиция Павла Дерюги

03.11.2007 00:00:00

Большинству из нас суждено всю жизнь проводить на двух стульях, разрываться между душевными устремлениями и тщеславными зовами плоти…

Так уж получилось, что один из моих коллег-друзей в силу некоторых личных склонностей на первых порах капитализма в России удачно вписался в его крутые виражи и относительно преуспел.

Сначала он, как водится, начинал с благих дел: издавал религиозную литературу, затеял просветительский альманах с крепким душком русского национализма, хотя сам был вообще непонятно каких кровей, ну и вообще заявлял о себе как о некоем миссионере с высокими устремлениями.

Кучу денег, однако, «срубил» в другой сфере, пока серьезные издательства пребывали в растерянности, — на беспардонно вороватом переиздании научной фантастики. Потом, конечно, когда все постепенно встало на свои места, книгоиздание как серьезный вид бизнеса прибрали к рукам настоящие профессионалы. А он вынужден был неоднократно менять профиль своей деятельности. От просветительства постепенно «мигрировал» к литературе «сжелта», а потом и вовсе издал тугой том воровской лирики с картинками — коллекцией криминальных татуировок от «не забуду мать родную» до «Ельцин — наш президент».

И лишь лодка моя у причала гниёт

С миром журналистики, однако, Павел Дерюга (это его литературный псевдоним) связь не терял, исправно платил членские взносы в Союз журналистов, до поры нередко появлялся и сиживал в кафе на Коммунистической. У известного подъезда в такие вечера в черном «крузере» его терпеливо дожидался шофер-телохранитель.

Когда-то мы с ним вместе начинали в одной газете. Правда, он изначально как бы шефствовал надо мной. Есть такие люди, которым непременно надо чувствовать превосходство над другими. Я не возражал и всегда терпеливо его слушал, потому что он всегда угощал и платил, и мне интересно было наблюдать его постепенное перемещение в его воображаемом духовном мире от русского просветителя к… Вот тут пока придется поставить многоточие, потому что судьба Павла, на мой взгляд, до конца еще не определилась.

Раза два в полгода ему нужен был благодарный собеседник, и я искренне выполнял эту роль, потому что мне действительно интересен был этот человек. Мы начинали в пятницу в Домжуре, потом переезжали к нему домой, и количество выпитого и выкуренного напрочь выбивало меня из рабочей колеи на несколько дней, а Павел был как огурчик. Его телефон звонил почти непрерывно (мобильников еще не было), факс сообщал какие-то сводки, Павел командовал перегонять куда-то вагоны с бумагой, причем делал это с явным удовольствием и стремлением показать свою чрезвычайную деловитость и т.д.

Но постепенно наши встречи становились реже. Его высокая поджарая фигура и лицо с явным восточным «акцентом» округлялись, расплывались. И однажды во время очередного ночного бдения он вдруг посерьезнел и положил передо мною на стол пачку листов бумаги.

Я сразу понял, что это стихи. Вообще-то, честно говоря, для меня лично существует некий критерий: если человек, несмотря на преуспеяние в своей профессии, лезет в сферу Пушкина или Есенина, он для меня в чем-то конченый человек. Сразу хочется сказать ему: ты не прав, не лезь, пока не получил по голове. Литература, и особенно поэзия, не забава. А дар, удел и участь.

Но стихи Павла, слава Богу, были короткие. Я начал читать и увлекся. Явное подражание японским танка и китайской древней поэзии эпохи Тао.

Месяц взошел.
И его серебро
Освежило меня.
Где-то
идут
Караваны судов.
Лишь лодка моя
У причала гниет…

Но скоро мне стало скучно и грустно, и я вежливо, но наотрез отказался составлять и редактировать его сборник.

Расстались мы в утренней прохладе. Возникла прохлада и в наших отношениях. Я спускался по Восходу к набережной, — хотелось прогуляться и обдумать, что вот, мол, потерял вроде как друга… Был редкий час затишья на дорогах. А на набережной вдруг увидел ребятишек в белых платьицах и рубашках. Вспомнил, что накануне состоялся выпускной вечер в школах. И с реки, и от выпускников пахнуло настоящей свежестью утра, и, успокоенный, я поехал домой.

Концерт для скрипки с виолончелью

Думал, расстались навсегда, но относительно недавно на редакционный, уже электронный адрес на мое имя пришло письмо от Павла: «Приглашаю на шоу, которого не знал еще мир…»

Ну вот, подумал я, так и будет человек метаться между художественными устремлениями и жестокой практикой бизнеса. Представление назначалось на субботу в его новом не сказать что замке, но в очень приличной усадьбе на краю Октябрьского района.

Я готовился «уважить». Но накануне в пятницу СМИ сообщили «о внезапной кончине известного предпринимателя, который в последние годы погряз в череде уголовных процессов, связанных с отмыванием денег в различных городах России».

Так что теперь ехать предстояло уже на похороны. С трудом нашел место его новой обители и теперь уже успокоения. Скучные типичные похороны богатого человека. Из Москвы приехала по этому случаю жена. Детей у него не было. В толпе мелькали лица знакомых чиновников. Подавленная, не знающая, кому будет принадлежать завтра, охрана. Струнный квартет, по-видимому, студентов музыкального колледжа или филармонии. В доме — все молча. Моложавый востроглазый попик с кадилом. Роскошный полированный гроб почему-то повезли в Академгородок. Я еще подумал: новый некрополь соревнуется уже с Заельцовским кладбищем?

Отпевания в церкви не было. Хотя все знали о декларируемом почитании покойным Храма. Остановились у громадного, как кратер, могильного зева. В толпе удивленно зашептались. Несколько речей. О чистоте помыслов. О великой миссии русского национального предпринимательства. Какой-то мальчишка, очень похожий на юного Бурляева, как я позже узнал, тоже студент театрального института, читал, как я понял, стихи Павла. Вдова суховато промокнула воображаемую слезу, и под мелодию скрипок и виолончелей — красиво! — посыпалась земля и кратер засосал его гроб.

Крест был деревянный и тоже полированный, как будто кто заказал его заранее.

На поминальный обед я не поехал. По дороге домой в голове мелькали обрывки мыслей об участи российского бизнеса, о Савве Морозове и Павле (прости, господи!) Дерюге. О том, что большинству из нас суждено всю жизнь проводить на двух стульях, разрываться между душевными устремлениями и тщеславными зовами плоти…

На ум приходили имена известных — уважаемых и не очень — политиков и даже ученых, пишущих стихи. Что для них есть поэзия? Например, для Юрия Владимировича? Руки-то наверняка — хочешь не хочешь — профессия обязывала — в крови. Сложил несколько светлых строк и очистился перед Богом? Или искала голос еще какая-то скрытая от глаз мятежная струна души?

Вот он сегодня сидит в кабинете, решает участь миллионов людей или долларов, а ночью открывает ноутбук, эту новую записную книжку и атрибут эпохи, и выковыривает черненькие буквы, пытаясь выстроить в ряд нечто, послушное Бродскому, но не подвластное ему. И, наверное, матерится, когда понимает тщетность своих усилий.

Вот миллионы людей и миллиарды долларов выстраиваются в шеренги, а буковки — нет! То есть они, конечно, тоже никуда, как люди, не денутся, и даже в отличие от угрюмо молчавших в шеренгах людей лгут сладко: вроде что-то и получилось. А если кому-то денег дать, то могут и книжку издать, и даже на музыку положить и назвать это песней…

Интересное существо человек!

Письмо из ниоткуда

Через сорок дней я получил электронное письмо. Чин чинарем, с нормальным обратным открытым адресом: pavelderjuga@…

«Как ты, наверное, уже понял, это была генеральная репетиция. Разом я решил все проблемы, в том числе и материальные. Теперь я, как херувим перед Богом, чист и относительно невинен. Несколько миллионов — вместо фигового листа — оставил, чтоб стыд прикрыть.

Осмотрюсь, приезжай в гости! Ты всегда был симпатичен мне. Знаю все, что ты обо мне думаешь. Полагаю, мы всегда понимали друг друга, и недооценка правды наших отношений не мешала нашему общению. Не отмахивайся от наших отношений и моего предложения. Свят только Бог, все остальные лицемерны. Но нужно снисходительнее относиться ко лжи смертных.

Приезжай. На перекрестке трех религий — может, только здесь и есть Бог? — поклонимся святым местам. Потом сядем на самолет и махнем в Швейцарию к твоему и моему любимому Набокову. Для меня — подозреваю, что и для тебя тоже — он всю жизнь оставался гениальным художником-циником. Наскреби на дорогу сюда. Остальное — приложится»…

Значит, шоу все-таки состоялось! Что же касается репетиции — она тоже… вполне.

Вам было интересно?
Подпишитесь на наш канал в Яндекс. Дзен. Все самые интересные новости отобраны там.
Подписаться на Дзен

Новости

Больше новостей

Новости районных СМИ

Новости районов

Больше новостей

Новости партнеров

Больше новостей

Самое читаемое: