Литературное путешествие по святым истинам и местам

Только что издано

Ой, чувствую, не к добру потянуло наших разных видных деятелей к рассуждениям на тему вечных истин. Ой, конечно, верить, что поговорят да бросят! Но вот уже и книжки начали писать. Скоро, глядишь, пойдут ток-шоу, а там и до песен и плясок в во время богослужений в церкви недалеко… Это не говоря уж о том, что о вере в Бога и справедливости в нашей стране вспоминают не раньше, чем во время совсем уж невыносимых страданий и мучений народа, когда и тем, кто живет повыше и получше, тоже кое-что из этих мучений достается…

Ой, чует мое сердце, неспроста о Боге говорят, боятся чего-то, о чем-то знают… Именно поэтому, чтобы уж со всех сторон подстраховаться и каменными стенами прикрыться (когда и здесь купили, и там заплатили, и вот тут своего человечка посадили и прикормили), и здесь тоже теперь, на всякий случай, решили свечку поставить, перед иконкой постоять, о Боге поговорить и, опять же, денег божьему храму дать. Чтобы, глядишь, и пронесло в черный час невзгоду мимо!

Но самое страшное и самое тяжелое ощущение от этих книг — это ощущение картонных чувств, безжизненных ситуаций и надуманных логических выводов. Потому что пишущие искренне считают себя умнее, честнее, благороднее и возвышенней того огромного, что называется Россия и русский народ.

Признаюсь честно, при чтении этих книг порой мне было невероятно страшно и тяжело осознавать, насколько же не любят и не уважают свою страну пишущие о ней. Свысока объясняющие происхождение наших холопских привычек, лени, отсутствие буржуазной честности и законопослушности… Вот так, походя, с высоты положения, с уверенностью, что поучают, страдая за страну и народ. При этом, вообще-то, давным-давно не имея к жизни этого большинства народа никакого отношения.

Живущие на просторах бывшего СССР, мы, знакомясь сегодня, обмениваемся краткими фразами о пережитом за десятилетие, как во время войны при встрече обменивались названиями пройденных ими фронтов солдаты Отечественной. Они говорили: Белорусский, Прибалтийский, Сталинградский, без лишних слов объясняя, что пришлось каждому пройти и пережить.

Сегодня мы говорим: Казахстан, Таджикистан, Узбекистан, Латвия или Литва. Без лишних слов объясняя, что было нами пережито. Это: бездомье; безденежье; бедность. И то, что тоже ясно без лишних слов: нет, не пропал; не спился; я выжил.

Мы произносим сегодня, знакомясь: «Дефолт 98-го ударил сильно по мне». И нас понимают сразу — банкротство, бездомье, безденежье — но выжил.

Нам говорят: «У меня был бизнес. Сейчас ничего. Только вот сын инвалид». И мы понимаем: жена в перестрелке погибла, сын — инвалид, но он выжил.

Как только хватает наглости объяснять таким людям, пережившим такое и не скатившимся на дно там, где другие даже фильмы снимать не могут, предпочитая натуре съемки за рубежом, насколько они плохи, ленивы, отсталы и нетерпимы?.. Как?

Владимир Соловьёв: Евангелие от Соловьёва. Апокалипсис от Соловьёва

Для тех, кто любит покороче. Это: вольный пересказ Библии, на первый взгляд, на второй и третий, недалеким ребенком, который понимание сути событий подменяет репортажем с места событий. Что-то вроде: «А потом они побежали, а наши тут как стрельнут, а он тут вышел, да так заговорил, что они все прямо ахнули!» Недалеким, потому что дети порой неожиданно чутко передают увиденное. Одно слово, одна фраза, и картина превращается прямо-таки в пророческую. Но чего в книге нет — того нет.

Для тех, кто хорошо относится к Владимиру Соловьёву. Простите, но единственное, что приходит на ум, так это то, что автор храбро «подставился», не заслонив себя телом вымышленного главного героя. Владимир Соловьёв под именем Соловьёва и по профессии журналист гуляет по страницам рядом с Путиным, совершает глупости и гнусности вместе с Биллом Гейтсом и воплощением Христа, пророком Даниилом. Это все!

Для тех, кто хочет понять. У Достоевского не помню уж кто из героев (помню только, что герой был явно не положительный) исступленно кричал: «Верую, Господи, верую! Помоги моей вере!» Но вера не давалась ему, и он затем снова предавал, грешил и глумился…

Если еще короче, то у Блока есть строка: «Обливаюсь клюквенной кровью…»

И совсем уж просто. Девочка в 15 лет, считающая, что нет больше ей жизни без одноклассника Вовы, страдает совершенно искренне. Но если так же — с той же болью и искренней уверенностью, что ее жизнь навеки разбита, будут воспринимать ее чувства родители и учителя, это будет уже странновато.

То же самое в этой книге. Вероятно, автор искренне страдает, но вот точно так же, как эта 15-летняя девочка. Жалко его немножко, но ясно, что до свадьбы все заживет!

Чувства надо пережить и выстрадать. Отчеканить их в твердую монету философских понятий и только затем ими пользоваться. Процесс, занимающий долгое время и требующий огромной честности и огромной работы над своей душой. В том числе, отказа от желания получить немедленный результат, вознаграждение в твердой валюте квартир, денег, аплодисментов и славы…

В книгах Соловьёва чудовищно сильно ощущение гордыни, которая, как известно, самый большой грех. Если Сергий Радонежский не считал возможным никому давать советы, потому что, смиренный, считал невозможным для себя вмешательство, изменение другой, ведомой богом жизни, то наши деятели искусства и культуры не боятся ничего. И уж тем более — прикосновения к святым книгам, чувствам, истинам.

Владимир Пастухов: Андрей Кончаловский. На трибуне реакционера

Попытка объяснить, почему так плоха власть в нашей стране, почему мы так плохо живем и вообще почему мы все такие плохие. На мой взгляд, неудачная.

Если же кому-то захочется узнать, что о нем на самом деле думают и как к нему на самом деле относятся даже очень интеллигентные и воспитанные люди в Москве — то он многое при прочтении поймет.