Из архива старожила Новосибирска

Мы начинаем публиковать очерки по истории города одного из старожилов Новосибирска Михаила Сергеевича Старцева

Родился он в 1918 году в Минусинске, затем переехал в столицу Сибири. Вся жизнь Михаила Сергеевича была связана с авиационным заводом имени Чкалова, на котором он проработал 64 года — вначале токарем, технологом. А с 1949 года — инженером-конструктором. Он очень гордится, что участвовал в становлении известного на всю страну предприятия. Мало кто сейчас помнит, что вначале вместо оборонного гиганта строили завод горного оборудования…

Постепенно Михаил Сергеевич увлекся историей города, собирал в архиве материалы, писал очерки и почти каждую неделю публиковал их в заводской газете «Машиностроитель». Одна из статей была напечатана в книге «Мой Новосибирск».

Он пишет воспоминания. «Чтобы люди не забыли про добрые дела», — говорит Михаил Сергеевич.

Фамилия

Такой изобразил одну из переселенческих контор художник Н. В. Орлов

Это было в переселенческой конторе в необъятной и малонаселенной тогда Сибири. Здесь решался важный для каждого вопрос — о фамилии вновь прибывших поселенцев, приехавших в Сибирь из дальних и ближних краев России.

Люди по своему решению сделали смелый шаг в своей жизни, назвавшись сибиряками. Это слово притягивало своей неизвестностью и одновременно пугало трудностями жизни на новых местах. Но энергичным людям свойственно не унывать, и, столкнувшись с действительностью и будущими проблемами, они утешали себя поговоркой: «Не так страшен чёрт, как его малюют».

На сходку по этому случаю собрались разные по национальности, материальному положению и моральным качествам новые сибиряки. Вот стоит, опершись на палку, седовласый, согбенный годами дед. На него изучающим взглядом долго смотрел молодой парень: видно, не часто приходилось ему видеть деда такого возраста, и он осмелился спросить, правильно определив в нем украинца:

— Диду, а скильки тоби рокив? (Дедушка, а сколько тебе лет?)

— Господь знает, сынку, я их давно перестал считать…

Тут же средних лет крепкий мужик — видимо, из староверов, судя по его окладистой бороде. Рядом — украинцы, жители Беларуси, Прибалтики. Хоть и малое, но столпотворение.

За столом сидит молодой писарь. Он быстро справляется со своим делом, записывая подходивших, согласно полученному указанию.

— Как фамилия? — задает вопрос писарь.

— Кузьмин.

— Записываю: Кузьминых. Следующий.

— Моя фамилия Ильин.

— Ильиных будешь.

— Галкин.

— Записываю: Галкиных.

— Моя — Москаленко.

— Пишу: Москаленков.

В большинстве случаев все приходившие уходили без замечаний, за немногими исключениями.

Дед подошел к столу. Писарь посмотрел на старого:

— Присядь, дедушка, тяжело стоять-то…

Но дед, не присаживаясь, начал свое:

— Сынку, моя фамилия Дорошенко, ее не меняй!

— Дед, какая тебе разница: сейчас ты Дорошенко, если запишу по-новому — Дорошенков — так же жить будешь.

— Нет, хлопче, вся моя родня и я против! Умереть хочу со старой, и поминать меня будут по-старому. Сам подумай, даже песня поется про нашу фамилию:

«По переду Дорошенко, по переду Дорошенко!

Виде свое вийско, вийско запорожске, хорошенько!» — сбиваясь с украинского на русский язык, процитировал дед.

Писарь, чуть подумав, сказал:

— Ну, уговорил, дед, пишу, как было: Дорошенко!

Довольный, просиявший дед, постукивая палкой, удалился — сообщить родне, что были они и есть по старой фамилии, и будут, причастные к ней, по-старому петь родную для них песню про знаменитого гетмана Украины:

«Ой на гори тай жнецы жнут.

Ой на гори тай жнецы жнут.

А под пид горою, яром-долиною козаки йдут.

По переду Дорошенко, по переду Дорошенко,

Виде свое вийско, вийско запорожске хорошенько!

А позади Сагайдачный, а позади Сагайдачный,

Что проминяв жинку на тютюн да люльку необачный!»

Пели, поют ее и сейчас, иногда искажая чистоту украинского языка, с чувством и увлечением, с подтекстом значимости для состава исполнителей её.