Шабаш на погосте

Премьера малой сцены театра «Красный факел» «Девичник над вечным покоем» вызывает сложные чувства

В оригинале комедия американца Айвона Менчелла имеет заглавие «Кладбищенский клуб». В постановках петербургских и московских театров заголовок менялся, спектакль называли то «С тобой и без тебя», то «Осенний чарльстон», то «Девичник Club»… Для своей версии главный режиссер «Красного факела» Александр Зыков выбрал название «Девичник над вечным покоем»…

Когда вам «за…», жизнь только начинается

Главные героини спектакля — три дамы преклонного возраста. Все они потеряли мужей. Все живут ощущением, что «жизнь прожита» и каждый день может оказаться последним. Раз в месяц печальная компания отправляется на кладбище к усопшим супругам. Для каждой из дам — это главное событие жизни. Дорис (Галина Алехина) в своем «кладбищенском патриотизме» доходит до самозабвения. Ида (Светлана Сергеева) не столь фанатична и готова «изменить» умершему мужу, отдав сердце живому понравившемуся ей мужчине. Люсиль (Валентина Широнина) и вовсе «дама без тормозов» — может «снять» мужчину прямо на погосте. Все эти перипетии погружены в густой бульон шуток-прибауток на кладбищенскую тематику…

Американские комедии, как известно (Айвон Менчелл в этом не исключение), пишутся с холодным носом и вовсе не требуют от зрителя сопереживания. Диалоги здесь часто сочиняются ради «шуток юмора», которые должны цеплять зрителя и иметь моментальный успех. При чтении таких непритязательных сценариев почему-то вспоминаются школьные КВНы советских времен, когда веселые и находчивые садились в кружок и накидывали шуточки, которые потом становились каркасом представления. Американские комедийные пьески тоже на многое не претендуют. Предполагается, что зритель придет, посмеется, расслабится, пожует попкорн и, едва успев отойти от театра на два шага, забудет даже название того, что только что посмотрел.

От актеров такие проходные пьески тоже не требуют особого напряжения. Безделка и должна играться понарошку, без особых эмоциональных затрат. Но в том-то и дело, что наши актрисы «без эмоциональных затрат» не умеют. Им надо по-настоящему: «наотмашь, на полную катушку, включаясь на все сто». Иначе им просто неинтересно существовать на сцене. Даже в своих карикатурных героинях они пытаются видеть сложность и интригу:

Валентина Широнина: «В моей Люсиль не все так просто, в ней есть своя загадка. Внешне легкомысленная, беспринципная, постоянно ищущая встреч с мужчинами и проповедующая этот образ жизни, на самом деле она оказывается натурой достаточно цельной и глубокой, страдающей и способной на большую преданность»…

Галина Алехина: «Важно смотреть на эту историю сверху. Есть три женщины в одинаковой ситуации — как они себя ведут? Что выбирают? Нам бы хотелось, чтобы зрители не только улыбнулись и сопереживали, но подумали — а как им себя вести, что выбирать, как побеждать в себе страх перед жизнью»…

Итак, все по-настоящему, «до полной гибели всерьез», с погружением в образы и претензией на вечные вопросы. Спасает ли столь серьезный подход американскую безделку? Удается ли постановочной группе из ничего сделать нечто? Увы! Напротив, соединение несоединимого делает легонький материал взрывоопасным. И ни на что не претендующие шуточки типа: «Ты боишься, если мы опоздаем на кладбище, покойники убегут?» начинают звучать святотатством. Девичник над вечным покоем превращается в шабаш на погосте. А зритель в зале теряется и не знает, какую эмоцию испытать. Тут уж, как говорится, либо с выбором пьесок надо быть тщательней, либо серьезным актрисам прогибаться под непритязательный материал… Хотя опять же стрелять из пушки по воробьям — занятие не самое интересное.

Кстати, в прошлом году практически провалилась постановка по этой же пьесе в Московском театре им. Пушкина. По крайней мере, пресса раскритиковала спектакль Романа Козака в пух и прах. «Умного режиссера» обвинили в том, что он увлекся «далеко не самой интеллектуальной пьесой». А занятым в спектакле актрисам — Вере Алентовой, Марии Ароновой и Ларисе Голубкиной — досталось за «лукавство», за то, что они «знают цену своим работам, но все же играют». Прежде всего авторов рецензий беспокоил не разовый промах именитого режиссера, а то, что неудача демонстрировала общую беду современного театра. Когда для того, чтобы делать приличные сборы, надо включить в репертуар какую-нибудь дребедень. И тратить на эту дребедень ум и талант.

Как писала газета «Известия», «целая когорта неглупых и зачастую весьма одаренных людей делает сейчас совсем не то, что считает нужным и правильным делать. Пишет сценарии идиотских телешоу, снимает сериалы для зрителей с интеллектом питекантропа, ставит спектакли для граждан с дурным вкусом, потому что таковых больше, чем граждан с хорошим вкусом… Художника в прежнем смысле этого слова вытесняет из жизни победоносная армия производителей ликвидной туфты. Добровольцев много. Запись продолжается. Победа будет за ними».

С московскими коллегами, увы, трудно спорить. При этом именно московская критика не раз говорила об относительном здоровье театральной провинции и ставила в пример сомнительным столичным изыскам в том числе и работы новосибирских театров. Так давайте же держать планку, господа…