Его профессия — шифровать секретные донесения

5 мая 1921 года Совет народных комиссаров РСФСР постановил создать службу по обеспечению с помощью шифровальных (криптографических) средств защиты информации в информационно-телекоммуникационных системах, как сказали бы сейчас, и системах специальной связи в РФ и ее учреждениях за рубежом, в том числе в системах, использующих современные информационные технологии, — так в календаре появился День шифровальщика.

А создание шифровального подразделения УНКВД СССР по Новосибирской области пришлось на 1938–1939 годы. На протяжении многих лет существования этого подразделения управления оно именовалось шифрогруппой, отделением и даже службой.

Николай Мелешко никакому собеседнику не скажет всего, что знает
Фото Сергея ПЕРМИНА

Секретнее службы придумать невозможно. Все просто: шифровальщик — хранитель тайны, а тайна остается таковой, только если ее знает лишь один человек. Поэтому в любой стране специалисты этой службы на особом счету, Россия не исключение. И в каждой стране число их ограничено, что тоже понятно. Во-первых, нет никакой надобности плодить посвященных в государственные дела, о которых до поры до времени необязательно знать вообще кому-то; во-вторых вытекает из первого — профессионалов готовят ровно столько, сколько на данный момент необходимо (выпускники коммерческих вузов, которых теперь больше, чем надо, — не в счет: это не того уровня профессионалы, чтобы привлекать их для серьезного дела); а в-третьих, шифрование — дело очень дорогое.

— Не каждое государство может себе позволить иметь такую службу, — говорит ветеран ФСБ, бывший сотрудник Новосибирского управления с тридцатилетним стажем Николай Мелешко. — По тому, есть ли эта служба в стране, можно судить о ее величии и достоянии. Уместно, наверное, провести такую параллель: как не каждая страна может иметь ядерное вооружение, так и не каждая страна имеет шифровальную службу. Скажем, Куба до сих пор пользуется нашими системами, страны ближнего зарубежья тоже. И они до сих пор обращаются к нам, когда требуется какая-то документация, потому что нельзя допустить, чтобы разорвалось это информационное пространство.

Шифрование давно уже перестало быть делом умных одиночек, которые прячут информацию за придуманными ими же символами. Конан-дойлевские пляшущие человечки давно в прошлом, как и ленинские послания, написанные молоком между строк. Да и сам термин «криптография» далеко ушел от своего первоначального значения — «тайнопись». Хороводы «человечков» заменили секретные алгоритмы, включая алгоритмы, использующие секретные параметры. Сегодня это — отрасль. Огромный исследовательский потенциал, производственный потенциал, людские ресурсы. Институты, которые разрабатывают алгоритмы, лаборатории, которые делают опытные образцы, заводы, которые их затем изготавливают, и т. д. Наверное, весь этот комплекс можно сравнить с производством некой секретной продукции, когда на каждом участке специалист готовит лишь мизерную часть целого. Но существенная разница есть: в результате промышленного производства конечный продукт в отличие от шифрования все-таки становится известен определенному кругу, а по прошествии времени — всем. Шифр живет десятилетиями и даже веками.

— В России специалистов нашей службы, я думаю, человек не более полутора тысяч, — говорит Николай Дмитриевич. — В Новосибирске не будет и двадцати. Раньше, когда у нас вовсю работали предприятия оборонного комплекса, шифровальщиков, конечно, было больше. А теперь только у нас да у военных, с которыми мы находимся в постоянном контакте.

Грамотная шифровка живёт века

О том, насколько дорога эта служба и, соответственно, специалисты, можно судить по фактам из истории. В годы Великой Отечественной войны германское руководство за языка-шифровальщика награждало удачливого разведчика железным крестом, предоставляло отпуск домой и место работы в Берлине. Впрочем, это говорит не только и, может быть, не столько о «цене» самого специалиста, сколько о стоимости информации.

Информация дорого стоила во все времена и при любых режимах. Поэтому ее и стали прятать. Опять-таки из истории известно, что еще во времена египетских фараонов для передачи тайного письма выбирался раб, точнее, его голова. Ее брили наголо и водостойкой растительной краской наносили текст сообщения. Когда волосы отрастали, раба отправляли к адресату. После того, как раб — носитель информации добирался по назначению, волосы снова сбривали и читали нанесенный текст. Для удобства обработки голову предварительно снимали с плеч. Дикость, конечно, но суть осталась прежней: «носитель тайной информации» и ныне за свои знания может лишиться головы.

— Когда тайна известна хотя бы двоим — она перестает быть тайной, — объясняет Николай Дмитриевич. — Информация требует реализации — это цепь действий профессионалов, которые знают ровно столько, сколько им положено знать из этой тайны, т.е. маленькую часть. Но должен быть специалист, который отслеживает движение информации от момента ее зарождения до момента ее убытия, контролирует ее жизнь. Очень условно это можно сравнить с подготовкой крупных военных операций, которыми славился наш легендарный полководец Жуков. Он умел так маскировать истинную цель всех движений на фронте и даже вне его, что у врага складывалось практически противоположное впечатление о направлении главного удара.

Грамотно выполненная шифровка живет века. Однако ни одна шифровка не гарантирована от раскрытия, притом что вероятность разрешить ее математически мизерна даже при самых совершенных технических средствах. Николай Дмитриевич склонен определить эту вероятность так: решение задачи находится в точке на линейке от минус бесконечности до плюс бесконечности. А раскрыться она может только при действии человеческого фактора, т.е. ошибки или, еще хуже, предательства шифровальщика. Пример первого — эпизод из романа Владимира Богомолова «Момент истины» (кому-то более известен кинофильм «В августе 44-го», поставленный по этому роману). Из-за ошибки шифровальщика была поставлена под угрозу операция по освобождению Белоруссии «Багратион». Пример второго — из истории: побег в Канаде в 1945 году Гузенко — шифровальщика из аппарата военного атташе.

— Этот случай имел далеко идущие последствия, — напоминает Мелешко. — Он ведь сообщил американским и канадским контрразведывательным службам данные, позволившие им выйти на нашу агентурную сеть, активно действовавшую в США в годы войны. Им стали известны от него кодовые имена ученых-атомщиков Америки и Канады, которых наша разведка активно разрабатывала: они не были нашими агентами, но были источниками важной информации по атомной бомбе. Правда, пока сведения проверялись, а на это ушли годы, СССР уже получил необходимые сведения по атомной бомбе и законсервировал связи с агентурой. Но факт остается фактом: США — союзники СССР в Великой Отечественной войне — были немало недовольны нашими действиями внутри своей страны, и это немало способствовало эскалации маккартизма и начавшейся «холодной войне».

Забудь, что знаешь!

Но есть и третья возможность дешифровки, правда, косвенная. Помните, может быть, агитплакат советских времен: суровый мужчина прикладывает палец к губам: «Не болтай!». Только этот призыв следует отнести не к рядовым гражданам, а к лидерам стран. Николай Дмитриевич вспомнил о не всегда взвешенном в действиях и словах Никите Сергеевиче Хрущеве. Он прославился, помимо всего прочего, не только ударами каблука снятой туфли по трибуне ООН, о чем старшее поколение еще помнит. Менее известно его заявление, сделанное во всеуслышание, что, мол, мы читаем переписку стран в оригинале. Слово — не воробей. Сегодня он сказал, а завтра шифр был изменен, и наша разведка лишилась важного источника информации.

— Расшифровка — это всегда скандал, — говорит Мелешко. — Правда, только не очень умный руководитель государства или соответствующей структуры будет трезвонить о своем успехе. Куда полезнее расшифровать и пользоваться полученной возможностью всегда быть в курсе намерений другой стороны. Но, повторю, в настоящее время это практически невозможно. При менее совершенных технических средствах еще можно было… Смогла же наша служба на двадцатый день после начала войны подобрать ключ к немецкому шифру! Но сейчас…

Поэтому так и дороги сегодня специалисты этой службы. Получить шифровальщика противника в руки — значит, получить информацию в самом полном объеме. Вот их и берегут и охраняют. Любопытно было узнать, как охраняли персонально Мелешко, когда в начале 80-х он был в Афганистане.

— Лучшая гарантия безопасности в таком случае — чтобы никто не знал, что ты шифровальщик, — последовал ответ. — И по большому счету, берегут не нас, а государственную тайну. Для нас, людей, работающих в этой сфере, есть одно правило: то, что я знаю, — это не мои секреты, не мои ценности, а государства. В общем-то, вполне понятное для нормального порядочного человека правило: чужие тайны выдавать нельзя, верно? Но у шифровальщика оно возведено в абсолют. Абсолютная честность, абсолютная преданность.

Любая профессия неизбежно накладывает отпечаток на каждодневное восприятие происходящего. Хирург, знакомясь с человеком, волей-неволей отмечает хромоту того или сколиоз, а художник, глядя на женщину, представляет ее своей потенциальной натурщицей для новой картины. А что шифровальщик? Глядя на текст, магазинный чек с чередой цифр, снимок в Интернете — любой носитель информации, короче говоря, не пытается ли определить его возможный тайный смысл? И снова последовал не совсем ожидаемый ответ:

— Моя профессия наложила несколько иной отпечаток: забудь, что знаешь.