Известному джазмену, одному из основателей джазового движения в Сибири Сергею Беличенко — 60

Этот сладкий-сладкий-сладкий аромат джаза

На одном из снимков из личного архива музыканта, который датирован мартом 1997 года, Беличенко в обнимку с Игорем Бутманом. Бутман — по левую руку, а по правую — 50-литровая бутыль с надписью «Аромат джаза». Этот напиток на свой 50-летний юбилей из спирта-конфиската, настоянного на травах, джазист готовил сам. А музыканты филармонии вкушали его три веселых дня, что не помешало им с успехом играть большой бенефисный гала-концерт. На этот раз джазмен обещает подобных «гусарств» не устраивать: «Все будет гораздо скромнее, в узком кругу».

Его шесть десятков — это от силы сорок — сорок пять обычного среднестатистического гражданина. По-прежнему «дико энергичен», общителен, легок на подъем, не чужд молодежного сленга, встречи назначает импровизационно — без уведомления за неделю — и разговор завершает на полуслове, извинившись, что куда-то там надо нести барабаны…

Личная биография джазового музыканта, барабанщика Сергея Беличенко развивалась в параллель джазовой истории города. Повторяя в своих хитросплетениях и изгибах его джазовые бумы, периоды «репрессий» и времена «реабилитаций»…

«О времена, полные надежд, иллюзий и непорочной веры!..»

Свои самые первые воспоминания о джазе он датирует 1960-м.

— Когда эпоха Иосифа Виссарионовича канула в Лету и в страну стали проникать первые звуки американского джаза, я очень сильно на это прореагировал…

Синкопированные ритмы были так остры, волнующи и привлекательны! Почему именно джаз и почему барабаны?

— Это необъяснимо. Это как первая любовь! Влюбляешься с ходу и навсегда. А может быть, это вопрос физиологии, обмена веществ, психики и прочих таинственных сил…

Таинственные силы заставляли разыскивать эту новую музыку повсюду: шлялся по танцевальным площадкам парков, кинотеатрам и школьным вечерам. Бесконечное число раз крутил грамзаписи на допотопном патефоне. Подыгрывал этим звукам на некоем подобии перкуссионного инструментария — «установку соорудил дома тайком, натянув на мамины пяльцы плотную бумагу вместо барабана и развесив немыслимые погремушки и кастрюльные крышки»…

Он бесконечно завидует современным музыкантам, которые живут в эпоху, когда есть педагоги, учебники, музыканты старшего поколения, джазовые аудио- и видеопособия, любые, самые новейшие записи, компакт-диски, DVD, богатейшие коллекции. Есть глобальная мировая сеть, где можно почерпнуть и скачать массу джазовой информации. А в его время единственным «педагогом» был магнитофон. Катушки доставались любыми путями и в том числе писались с западных радиостанций (самыми популярными были ночные программы Уиллиса Кановера с «Голоса Америки»). Джазовые пластинки были в большом дефиците. «В городе в то время выделялись три коллекционера джазовых пластинок: Боб Оперный, Боб Киевский и Лобанок (он же бывший барабанщик оркестра мединститута и практикующий доктор), им каким-то невероятным образом удавалось получать пластинки фирм «Коламбия», «Атлантик», «Риверсайд», «Вэрвэ«, «Эр-Си-Эй Виктор», «Кэпитол« не только из Москвы и Питера, но и напрямую из США».

Первый взрослый опыт музицирования получил в квартете «БИ-БА-БО» с Сергеем Муравьевым (рояль), Виктором Есениным (кларнет) и Павлом Митягиным (контрабас), куда его взяли ударником… Джаз «лабали» в основном на школьных вечерах, которые устраивались по самому мыслимому и немыслимому поводу. Репетиции проходили на квартирах, куда собирались многочисленные зрители:

— Мы изучали буги-вуги «Аляска», а «золотая молодежь» слушала, попивала болгарские вина, листала страшно интересный и дефицитный журнал «Америка» и дымила сигаретами с фильтром. Тут же выяснялись отношения со слабым полом, и молодые люди периодически били друг друга по морде…

Потом в его жизни появился Владимир Виттих, которого он наряду с Виктором Есениным считает ключевой фигурой в своем становлении как музыканта.

«О времена, полные надежд, иллюзий и непорочной веры», — вспоминает Беличенко те незабываемые годы Начала.

Никита Хрущёв как папа сибирского джаза

Событием, которое во многом определило музыкальную жизнь «оттепельных» 60-х, с которого начала отсчет официальная история новосибирского джаза, стал инициированный Беличенко Первый Сибирский фестиваль джаза.

Скрытым крестным отцом этого Великого События в своей книге «Синкопы на Оби, или Очерки истории джаза в Новосибирске» (написана в соавторстве с журналистом Валерием Котельниковым) джазмен называет… Никиту Хрущева. Хотя к декабрю 1965 года, когда проходил фестиваль, Хрущев уже год как был отправлен в отставку. Но и после его ухода продолжали действовать те тайные рычаги управления искусством, которые он когда-то запустил. Без Хрущева, без его упорства и прозорливости не было бы ни Сибирского научного центра, ни Академгородка. А значит, не было бы и той уникальной среды интеллекта и свободолюбия, которой всегда отличался научный городок. Он и стал питательной средой для становления сибирского джаза. Только в Академгородке могло возникнуть знаменитое кафе «Под интегралом», где джаз-ансамбль ДК «Академия», в котором тогда играл Беличенко, имел постоянный ангажемент… И только в городке могла зародиться идея Первого джазового фестиваля…

— То, что я попал в эту атмосферу, было для меня в те годы самым большим подарком судьбы, — говорит музыкант. — Неизвестно, как сложилась бы моя дальнейшая жизнь. Возможно, я стал бы обыкновенным ресторанным музыкантом или кротким сайдменом в рядовом эстрадном оркестре. И я благодарю судьбу за то, что в самый ответственный момент своей жизни я оказался в среде истинных знатоков и ценителей джаза!

Потом, вплоть до 2002-го, Беличенко инициировал и провел еще более десятка фестивалей, которые выдвинули Новосибирск в ряд самых продвинутых в джазовом отношении городов. В своей кандидатской (искусствоведение) диссертации на тему «Формирование новосибирской джазовой школы» Беличенко докажет, что Новосибирск — третья джазовая столица России после Москвы и Питера…

О ненаписанной «Занимательной гинекологии»…

Стилягой, признается, даже во времена своей веселой юности не был, брюки «дудочкой» и позже «тертые джинсы« не носил.

— Моде, конечно, следовал, насколько это было возможно, но не до фетиша. Длинные волосы »а-ля «Битлз» — вот, пожалуй, и все. «Тертых джинсов» не было потому, что купить их было можно только у «фарцы« и задорого. А я был из простой семьи, и даже когда начались халтуры, мизерного заработка хватало, только чтобы заниматься любимым делом…

О том, что любимое дело дивидендов не принесет, он понял очень быстро.

Поэтому, закончив музыкальную школу по классу скрипки, продолжать музыкальное образование не стал, а поступил в медицинский институт на врача-гинеколога. Совмещать джаз с основной профессией тогда было делом вполне обычным.

— Каким бы гением в джазе ты ни оказался, будущее музыканта в нашей стране зыбко, а общественный пьедестал невелик. Джазовые музыканты, в обывательском понимании, — это люди второго сорта, играющие совершенно идиотскую музыку, психически неполноценные, излишне склонные к алкоголизму, сексу и вообще отмеченные пороками…

На медицинском поприще тоже достиг определенных успехов. Публиковал в медицинских журналах научные работы, посвященные некоторым аспектам заболевания туберкулезом. Организовал первую в Сибири фтизиоиммунологическую лабораторию… И возможно, откажись он от джаза, как это, впрочем, и сделали многие врачи и инженеры, которые увлекались джазом на заре своей туманной юности, его жизнь пошла бы по более экономически выгодному сценарию. Не случайно жена никогда не забывала напоминать ему, что «вообще-то, выходила замуж за гинеколога»… Но он в своей жизненной дилемме всегда выбирал джаз, хотя:

— У меня из-за джаза первые две семьи лопнули…

— Джаз разорил меня вдребезги. Я вложил в это дело уйму денег…

В одну из наших встреч, это было как раз после выхода в свет его книги «Синкопы…», джазмен в сердцах обещал, что вот распродаст тираж, рассчитается с долгами и…

— Пошлю все… открытым текстом. Буду писать романы про джаз или, например, «Занимательную гинекологию».

Однако долги так и остались, «Занимательной гинекологии» не случилось, зато случились две книги о джазе — публицистическая и научная. И еще — десятки статей в научных журналах. Одна из них имеет довольно сложное, длинное и печальное название «Вероятный закат отечественной музыкальной культуры как следствие институциальных основ экономического неравенства».

— Если раньше я был вынужден бороться с идеологией власть имущих, которая рассматривала джаз как средство буржуазной пропаганды, то теперь я сталкиваюсь с противодействием эстетического характера. Джаз накрылся, он уже никогда не будет на том социальном пьедестале, на котором он был в конце 60-х, 70–80-х. В своей книге я ругал коммунистов, но, как выяснилось, многие ценности классической музыки, поэзии, живописи, джаза поддерживались искусственно именно коммунистами, а наш народ не шибко любил это. А когда жизнь выпустили из загона, то тут- то и выяснилось, что нужно народу — Верка Сердючка да вся эта эстрадная попса… Джаз сегодня ушел туда, откуда пришел, в андеграунд. Я пессимистически настроен, но пессимист, как известно, тот же оптимист, обладающий большей информацией…

Отругав со свойственным ему темпераментом на чем свет стоит новые экономические условия, равнодушную к джазу широкую публику, пассивных меценатов и проч. и проч., пессимист Беличенко отправляется в джаз-клубы… И весь его пессимизм как рукой снимает. Аромат джаза в последнее время ему тем слаще, что почти год он был отлучен от барабанов — сломал руку, занимаясь экстремальным горным туризмом. Теперь наверстывает упущенное. Джаз — диагноз на всю жизнь. Ему как профессиональному врачу это должно быть известно более, чем кому бы то ни было еще. А значит, «поздняк метаться» и давно пора смириться с этой особенностью «физиологии, обмена веществ, психики и прочих таинственных сил»…

Он и смирился…