считает полковник милиции, начальник управления внутренних дел Дзержинского района Анатолий Потапов
Субботние встречи
Его милицейская биография началась в 1975 году со строчки в трудовой книжке — «принят на должность инспектора уголовного розыска«. А потом по порядку — опер, старший опер, замначальника уголовного розыска, начальник, замначальника райотдела по оперативной работе и вот уже почти восемнадцать лет — начальник РУВД, пятнадцать лет — в Карасуке и третий год в Новосибирске, в Дзержинке. Беседа с ним проходила под кофе и… телефонные звонки, на которые Анатолий Дмитриевич исправно отвечал, несмотря на то, что официально считается в отпуске.
Анатолий Потапов. Фото Владимира ПОЛЯКОВАА тема для беседы была, между прочим, вовсе не праздничная. Поводом для встречи с начальником РУВД послужило письмо в редакцию, автор которого упрекал милицию во всех тяжких грехах — укрывательстве, взяточничестве, бездеятельности и т. д. Правда, без конкретных адресов и имен, включая собственное. Анатолий Дмитриевич ознакомился с содержанием письма, отложил его в сторону и развел руками:
— Знаете, любая жалоба на действия сотрудника милиции — повод для проведения служебного расследования. Но это письмо — лишь поток сознания. Создается впечатление, что человек просто собрал воедино все, что слышал негативного о милиции, и изложил на бумаге. Так зачастую бывает, когда за столом собираются люди, мало представляющие, что означает работа в органах, и для поддержания беседы ищут общую тему. После того, как переберут все — спорт, погоду, политику, сплетни о знакомых и артистах, — доберутся и до милиции. Обязательно кто-то вспомнит чей-то рассказ, как милиция поздно приехала на вызов, кто-то — о том, как его «всего-то после ста граммов» забрали в вытрезвитель, а кто-то скажет, что их соседи торгуют наркотой, а милиция бездействует.
— Но ведь случается и то, и другое, и третье.
— Случается, к сожалению. Но разбираться надо по каждому конкретному случаю. Скажем, с той же наркоторговлей. Вы полагаете, что это очень просто: пойти и прикрыть? По прежнему закону все было проще, а сейчас — поэтапно, так сказать: сначала получи информацию, потом получи санкцию, только после этого зайди в квартиру к наркоторговцу. Есть закон, который трактует все очень жестко: доказательства, добытые незаконным путем, доказательствами не являются. Не мною, начальником РУВД, не участковым инспектором, не оперативниками это придумано — так решили наши законодатели. Обойти этот закон можно. Но я на это не пойду никогда и своим сотрудникам этого не позволяю. Тем не менее, взгляните на сводку по области за девять месяцев: всего выявлено 1530 преступлений, связанных со сбытом наркотиков, в городе — 643. Дзержинским РУВД выявлено 141. Из 1530 наркокомитетом выявлено 754, остальное — силами милиционеров.
— А если все-таки факты имеют место быть, и ваш сотрудник, действительно, замаран?
— То, что существуют такие проблемы, мы знаем, мы их решаем. И если к нам попадают факты о мздоимстве, к примеру, кого-то из сотрудников, независимо от должности, которую он занимает, мы от него избавляемся. Если это рядовой, то все просто: я его приглашаю в свой кабинет, забираю удостоверение, разворачиваю на 180 градусов и «провожаю» из кабинета и из управления. Если не рядовой, то тут дело посложнее: его имеет право уволить только начальник Главного управления внутренних дел. Но если такой материал появляется, то у нас есть суд офицерской чести, который может состояться без разрешения начальника ГУВД. А оказаться на суде офицерской чести — перспектива, доложу я вам, малоприятная: лучше побыстрее подать рапорт об увольнении.
— Согласен с вами, что тема недобросовестной милиции, если можно так ее обозначить, востребована у обывателей. Но и вы согласитесь, что в последнее время об этом говорится все чаще.
— Соглашусь. Отдельное «спасибо» за это вам, журналистам. Но тема, как вы назвали, недобросовестных милиционеров, конечно, на слуху. Об этом пишут, показывают, говорят. И еще соглашусь, что нет дыма без огня. Но не соглашусь с тем, что милиция как-то разом вдруг стала плохой и виноватой во всех тяжких грехах. Правоохранительные органы — это такой же коллектив, как и везде. Есть в нем люди, которые так горят на работе, что потушить невозможно. А есть и разгильдяи, и выпивохи, и мздоимцы. Как мы с ними расправляемся, я уже говорил. Но я веду речь о том, что во все года, как и в любом коллективе, люди в милиции были разные — и плохие и хорошие. Таков уж нынешний менталитет: то ли люди привыкли с некоторых пор только все хаять, то ли боятся показаться немодными, если вдруг кого-то похвалят. Вот вам что чаще приходится слышать: о том, как милиция быстро отреагировала на вызов, или о том, как она приехала поздно? О том, как мы раскрыли кражу, или о том, что дело «висит»? Давайте опять обратимся к сводке. Сегодня в области совершено 74 992 преступления, к уровню прошлого года — 23 процента прироста. Я смотрю, мы подбираемся к худшим годам, 90-м, когда было за 80 тысяч. Как бы ни было сложно, мы 32 тысячи раскрыли. В такой, казалось бы, стране, как Израиль, например, где вроде бы полиция работает отлично, уровень раскрытия квартирных краж не поднимается выше 16 процентов. У нас — в России, в Новосибирской области, в городе, и в Дзержинском районе в том числе — этот уровень намного выше: под 40 процентов. Поддержится ли разговор об этом за столом обывателей? Нет, будут говорить о нераскрытых.
Мне в связи с этим вспомнился недавний случай. Пришла журналистка одной из местных газет, тяготеющих к «желтизне», и говорит: «Тут у вас недавно драка была между двумя лесбиянками — расскажите, пожалуйста!«. Про наше подразделение уголовного розыска, которое уже с десяток лет является лучшим подразделением в области, ей знать неинтересно. Что мы одни из лучших в области по раскрытию тяжких преступлений, по тем же наркотикам и т. д. — тоже неинтересно. А вот как лесбиянки подрались… Как будто у нас больше нет забот, как помнить о том, как там подрались лесбиянки!
— Вы статистику привели, Анатолий Дмитриевич, но ведь по ней почти 50 процентов квартирных краж не раскрыты…
— А вот это, действительно, настоящая головная боль. Но я статистику привел, чтобы показать, насколько эффективно мы работаем в сравнении с другими странами. Несмотря на разительное несоответствие в условиях работы, в возможностях. Вы думаете, что я или мои коллеги преувеличиваем, когда говорим, что у нас не хватает техники, маленькая зарплата? Тоже та еще тема: оскомину, поди, набила. Но проблема-то существует, и она тянет за собой массу других проблем, которые касаются уже не только нас, а обычных граждан. Вот я сегодня — начальник районного управления, у меня в подчинении более пятисот человек и зарплата… 15 тысяч рублей. Что-то еще надо говорить? А дальше делайте выводы: сколько получает милиционер, сколько — лейтенант, сколько майор и т. д. Все время мы ждали: когда-то будет лучше, обязательно будет! Но годы шли, ничего не менялось, и отсюда уже те проблемы, которые переживает сегодня милиция. Было время, что на улице некому было работать. Ребята из роты патрульно-постовой службы почти все ушли. А за что им работать? И работать каждый день, усиленный режим, операции и т. д., а получают голую заработную плату, и то порой с задержками. Это сейчас губернатор навел немного порядок, и получать милиционеры стали стабильно. Теперь представьте: после работы — поверьте, весьма и весьма нелегкой, а порой связанной с риском для жизни — уставший опер приходит домой, и кто его встречает? Семья с кучей проблем, решить которые можно только, так сказать, денежным путем. Продукты купить, за садик заплатить, за квартиру, за учебу, если ребенок учится в вузе… Они уходят из РУВД в какие-нибудь многочисленные в городе охранные предприятия, где зарплата несравнима с милицейской, хотя режим работы иногда — сутки на службе, двое-трое дома. Я просто благодарен оставшимся в тот период, которые работали за двоих, троих, четверых. Они работали, потому что понимали: если не выйдут на улицу, на улице начнется беспредел — хулиганство, кражи, грабежи, разбой.
Помните, в начале 90-х годов из Владивостока до Бреста путешествовал американский полицейский? Он лейтенант — это, если по-нашему, уровень начальника отделения. Он заехал в Карасук, и мы там встречались, разговаривали. Так вот: его заработная плата — 60 тысяч долларов в год. На эти деньги он имеет две машины, содержит дом, питается преимущественно в ресторане и содержит еще жену с дочерью, которые живут отдельно. Я спросил: а сколько получает чиф — это начальник управления, по-нашему. Он отвечает: ну, что ты, тот получает примерно тысяч двести. Вот как их государство оценивает работу полицейского, и как наше. Есть люди, конечно, которые правильно понимают роль милиции сегодня. Но таких примеров, к сожалению, немного.
— Вот вы, Анатолий Дмитриевич, обмолвились, что «ждали-ждали, когда все улучшится»… Так что же, по-вашему, ждать больше не приходится?
— О-о, об этом можно много говорить… Если коротко, я убежден, что государством должны быть определены приоритеты. На мой взгляд, их должно быть четыре: независимость государства — раз, безопасность граждан — два, здоровье и образование граждан — три и четыре. Лечить, учить и беречь граждан — святая обязанность любого государства. Остальное, как говорится, все приложится. Но пока работники именно этих сфер остаются почему-то самыми социально не обеспеченными. Почему они сегодня крайние? Наверное, это кому-то выгоднее, чем здоровая нация, суверенность государства и безопасность на улице.
