Записки из глубинки
Начало в «ВН» от 5 октября 2004 г.
В монастыре
Завьяловский монастырь стоит за околицей. Монастырские ворота, мало отличающиеся от обычной калитки, ведут на широкий двор с сараями и прочими хозяйственными постройками. За ними обширный огород и огромная, четырехугольная, похожая на пышную, яркую грядку клумба. Навстречу мне выходит бородатый человек в самой обычной рубашке и брюках. Объясняю цель визита дескать, журналист, хочу написать о монастырской жизни. Мужчина просит подождать и уходит.
По двору бегает белый пес с умным
А у нас и лошади есть, у подошедшего человека в рясе глубокие ясные глаза, которые, кажется, проникают в самую твою душу, и негромкий, проникновенный голос.
Это насельник, то есть принявший монашеский постриг. Я по журналистской привычке, забрасываю инока вопросами, но он мягко останавливает: «а вы не спешите. Отойдите душой. Монастырская жизнь неспешная». И тут я ляпаю
Да кто вам это сказал? Мой собеседник не столько рассержен, сколько разочарован. Мы не от жизни отгораживаемся, а от греха. И потом, сам Господь заповедал человеку жить на природе, хлеб выращивать, картошку сажать.
В разговоре, кстати, выясняется, что мой собеседник бывший горожанин, но уже давно покончил с городской жизнью и не жалеет.
Да разве в современном городе можно жить? искренне удивляется он.
Я что-то
А вы поживите в монастыре с месяц, тогда, Бог даст, и напишете,
Предложение застает меня врасплох. С минуту я обдумываю и отказываюсь. Заманчиво, конечно, окунуться в совершенно неизвестный мир, но еще неизвестно, как посмотрит на эту «смену профессии» редактор, да и, если честно, не готов я еще отгородиться от греха светской жизни.
Ну, как знаете, глубокие глаза инока явно видят меня насквозь, но взгляд его не осуждающий, а скорее сочувственный.
Вы посидите, скоро игумен приедет.
Сижу. По двору ходят люди совершенно не монастырского вида, есть и дети, уж совсем современные, судя по лексикону. Но время от времени
На скамейку ко мне подсаживается мужик преклонного возраста.
Игумена ждете? Я тоже к нему.
Выясняется, что дедок бывший городской начальник, верующим стал недавно. Вышел на пенсию и открыл для себя Бога. Воцерковился и решил жить на земле. Купил в Завьялово участок, и не подозревая, что рядом строится монастырь. Теперь бывший начальник личный прихожанин, по его словам, монастырского игумена, отца Николая.
Удивляюсь, как его на все хватает. Целые дни строящиеся храмы объезжает, сейчас их в нашем крае немало. А ведь надо еще и с монастырским хозяйством управляться. Когда спит, неизвестно.
Наконец, подъехал сам отец Николай. Еще молодой, с редкой бородкой, лицо отрешенное. Мою просьбу рассказать о монахах игумен мягко, но решительно отвергает.
Зачем это? человек у нас начинает новую жизнь, умирая для старого бытия. Рассказывать о себе прежнем все равно что говорить о мертвом. Я думаю, что вашим читателям интереснее будет узнать об истории монастыря.
Началась эта история с бывшего дома купца Богомолова. Чего в нем только не было после семнадцатого года от колхозной коммуны до базы отдыха новосибирских таксистов. В девяносто седьмом дом передали Православной церкви, и здесь открылся небольшой храм. В том же году Святейший синод принял решение об основании здесь Покровского мужского монастыря. Сегодня монастырь растет. Недавно вот построили просторное здание с кельями для монахов и трапезной. Насельников пока немного, гораздо больше трудников людей, живущих и работающих в монастыре. Следующая ступень послушник, и только потом, если решение послушника твердо, его могут постричь в монахи. Инок получает новое духовное имя и окончательно умирает для мира. Что касается детей, то они в монастыре временно сыновья прихожан и детдомовцы они живут здесь только летом, как в детском лагере.
На прощание игумен пригласил меня потрапезничать, поручив заботам смуглого чернобородого отца Харлампия, говорящего явно с нерусским акцентом. Садясь за широкий стол, я, с непривычки, чуть не опрокинулся с узкой длинной скамьи. Напротив сидит мощного вида батюшка, настоящий Микула Селянинович. Засучив рукава,
Окончание следует