Продолжаем публикацию серии статей профессора Донских
о русском национальном самосознании
Начало в «ВН» за 22, 29 января; 12, 19, 26 февраля,
18 марта, 22 апреля, 3 июня, 1, 15, 22 июля 2004 года
С. Булгаков
|
| П.Н. Дурново |
Посмотрим назад и попытаемся определить, что происходило, когда Русь оказывалась перед вызовом. И монголо-татарское завоевание в XIII веке, и события Смутного времени в начале XVII века происходят в ситуации, когда Русь была расколота и ослаблена внутренне: в первом случае княжескими междоусобицами вплоть до того, что о Руси как о едином государстве времен Владимира и Ярослава Мудрого можно было только вспоминать; во втором случае она была настолько обессилена за период правления Ивана Грозного, что оказалась на грани гибели в результате нападения Польши с запада и казаков с юга. Иначе говоря, в обоих случаях она разрушала сама себя до такой степени, что становилась по видимости легкой добычей. Но на эти вызовы Русь сумела ответить (иначе она бы просто исчезла): в первом случае появлением новой нации, которая стала основой сильного самодержавного государства Ивана Третьего. Во втором - возрождением сильного царства, которое в первой четверти следующего века становится империей.
Сначала вера
И вот третий вызов - революционная западническая интеллигенция. В предшествующих статьях писалось о том, как получилось, что в екатерининское время образовалась странная группа людей, получившая через восемьдесят лет название «интеллигенции» (в советское время ее называли нелепым словом «прослойка», и общество представлялось в виде бутерброда, где между двумя кусками хлеба - крестьянством и рабочим классом лежало нечто, способное портиться, периодически загнивавшее). Интеллигенция оказалась настолько необычным явлением, не имевшим аналога ни в одном государстве Европы, что даже знаменитый юрист Э. Берендтс, обозревая в 1903 году историю русской администрации, выделяет ее в самостоятельную общественную силу: «Все, что было приобретено предками пoтом и кровью в течение столетий, вся сумма верований, весь капитал исторического мировоззрения стало предметом презрительного негодования или объектом насмешек и едкого обсуждения... Эта интеллигенция не представляла собой сплоченного целого; она проникла, так сказать, прослойками во все части высшего и среднего общества, имела своих представителей при дворе, в Сенате, в коллегиях, в салонах высшей аристократии, так же, как и в уединенных усадьбах помещиков и в среде приказного люда в губернских и даже уездных городах». Интеллигенция была настроена критически ко всему, что делало государство, к традициям. И это ее настроение в особо острой форме проявилось у замученной комплексами разночинной ее части. Она была носителем культуры, и в то же время она работала против государства и против народа (при этом ставя его на пьедестал). Да, обожествляя народ, интеллигенция в то же самое время пыталась преобразовать его по своему представлению и отчаянно боролась с тем, что считала не соответствующим идеальному образу.
И вот первая революция. В 1905 году царем подписан знаменитый Манифест 17 октября, который дает свободу политической деятельности. П.Б. Струве в статье «Интеллигенция и революция» писал: «Актом 17 октября по существу и формально революция должна была бы завершиться. Невыносимое в национальном и государственном смысле положение вещей до 17 октября состояло в том, что жизнь народа и развитие государства были абсолютно замкнуты самодержавием в наперед установленные границы». И вот высвечивается возможность свободы. Возникают легальные политические партии. Собирается Дума. Потом, и это неизбежно после таких политических вспышек, начинается реакция, но, в отличие от французской реакции посленаполеоновского времени, в России реакция сопровождается глубокими реформами, которые проводит П.А. Столыпин. Начинается переселение крестьян в Сибирь на новые земли. Для этого, в частности, строится столько специальных вагонов, что их потом хватает на все потоки репрессированных. Широко разворачивается градостроительство. Самым известным высказыванием Столыпина было: «Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия». Те кому нужны были потрясения, организовали убийство того, кто строил великую Россию. Столыпин не пережил 1911 года. Он был убит двумя выстрелами из револьвера в Киевском оперном театре. (Еще ранее, в 1906 году, на даче Столыпина была взорвана бомба. Погибло 23 человека, 35 раненых, в том числе его трехлетний сын Аркадий и шестнадцатилетняя дочь Наталья, которая осталась инвалидом на всю жизнь. Покушение организовали эсеры - партия социалистов-революционеров, одна из левых интеллигентских партий.
«Вехи»
«Вехи», Сборник статей о русской интеллигенции» (1909 год). Выпущен группой близких к кадетам публицистов и философов религиозно-идеалистического направления, выступивших против революционно-демократических традиций и марксизма.Энциклопедический словарь
Не для того, чтобы с высоты познанной истины доктринерски судить русскую интеллигенцию, и не с высокомерным презрением к ее прошлому писаны статьи, из которых составился настоящий сборник, а с болью за это прошлое и в жгучей тревоге за будущее родной страны.
М. Гершензон
В 1909 году произошел взрыв в сфере общественного сознания: вышел в свет сборник статей «Вехи». Трудно представить, чтобы сборник статей, даже написанный крупнейшими мыслителями России, мог произвести такое впечатление. В течение года он вышел еще тремя изданиями. Каждая политическая партия считала своим долгом ответить, откреститься от ренегатов, перебежчиков из лагеря интеллигенции в лагерь свободно мыслящих, от наших к не-нашим. В том числе и партия конституционных демократов (кадетов). Они выпустили свой сборник в ответ. Лидер партии кадетов П.Н. Милюков поехал с лекциями по всей России с целью опровергнуть те идеи, которые в «Вехах» провозглашались. Даже не идеи, а всего одну, но самую главную. М.О. Гершензон, инициатор издания, отметил в предисловии, что авторы во многом расходятся, но их объединяет одна идея, которая сводится к «признанию теоретического и практического первенства духовной жизни над внешними формами общежития, в том смысле, что внутренняя жизнь личности есть единственная творческая сила человеческого бытия и что она, а не самодовлеющие начала политического порядка, является единственно прочным базисом для всякого общественного строительства. С этой точки зрения идеология русской интеллигенции, всецело покоящаяся на противоположном принципе - на признании безусловного примата общественных форм, - представляется участникам книги внутренне ошибочной, т.е. противоречащей естеству человеческого духа, и практически бесплодной, т.е. неспособной привести к той цели, которую ставила себе сама интеллигенция, - к освобождению народа». А основную цель, которую ставила интеллигенция, участвовавшая в революционном движении и сознательно и страшно раскачивавшая корабль государства, сформулировал знаменитый философ С.Л. Франк: «Все отношения интеллигенции к политике, ее фанатизм и нетерпимость, ее непрактичность и неумелость в политической деятельности, ее невыносимая склонность к фракционным раздорам, отсутствие у нее государственного смысла, - все это вытекает из монашески-религиозного ее духа, из того, что для нее политическая деятельность имеет целью не столько провести в жизнь какую-либо объективно полезную, в мирском смысле, реформу, сколько - истребить врагов веры и насильственно обратить мир в свою веру. И, наконец, содержание этой веры есть основанное на религиозном безверии обоготворение земного, материального благополучия».
Спрашивается, что в этих идеях авторов «Вех» такого, что вызвало такую страстную реакцию? Ну, сказали несколько известных профессоров, что человек - не просто совокупность общественных отношений, а самостоятельная личность. Что нельзя устремиться к материальному благополучию, забыв про то, что человек - это не животное, что он - личность и что у него должны быть духовные идеалы. Что в этом ужасного? Ответ простой: это была правда. Но правда не интеллигентская, не групповая, а настоящая, коренная. Вопрос ведь этот - главный в творчестве Достоевского, почему именно Достоевский и оказался такой значимой фигурой для русской культуры. Давайте переселим людей, таких, какие они есть сейчас, в хрустальные дворцы. Ну и что? Они в этих дворцах сразу подобреют и начнут друг друга любить? Друг другу помогать? Да нет, если они со всеми своими пороками переселятся в эти дворцы, то они туда перенесут и свои привычные дрязги, будут плевать на пол, доносить друг на друга и переживать, что кому-то достался лучший угол, да в конце концов и сами дворцы переколотят, громко обвиняя в этом всех, кроме себя. Потому что у них нет внутренней ответственности за то, что с ними происходит. Как писал Гершензон: «За всю грязь и неурядицу личной и общественной жизни вину несло самодержавие, - личность признавалась безответственной». И на это сознание великолепно ложилась проповедь социализма - как только мы заменим систему, истребив физически ее приверженцев, на справедливую, люди автоматически станут новыми, хорошими, и жизнь станет счастливой.
О пророке в своем отечестве
И вот Россия из-за внутренних проблем оказалась на грани катастрофы. Она покачнулась после войны с Японией. Но настоящим толчком оказалась Первая мировая война. Эта война была для России донельзя ненужной и бессмысленной. Она была страшной, велась не в защиту отечества и кончилась катастрофой. Через двадцать с небольшим лет была новая мировая война, унесшая намного больше жизней, но не ставшая такой разрушительной для нации, потому что была оправданна.
Первая мировая была ужасна во всех отношениях. И велась она страной, внутренне надломленной. Всегда интересно задним числом читать пророков. Таким оказался Петр Николаевич Дурново, министр внутренних дел в 1905-1906 гг. В феврале 1914 г. он подал Николаю II меморандум, в котором оценивал последствия возможной войны с Германией: «...В случае неудачи, возможность которой, при борьбе с таким противником, как Германия, нельзя не предвидеть, - социальная революция, в самых крайних ее проявлениях, у нас неизбежна. Как уже было указано, начнется с того, что все неудачи будут приписаны правительству. В законодательных учреждениях начнется яростная кампания против него, как результат которой в стране начнутся революционные выступления. Эти последние сразу же выдвинут социалистические лозунги, единственные, которые могут поднять и сгруппировать широкие слои населения, сначала черный передел, а засим и общий раздел всех ценностей и имуществ. Побежденная армия, лишившаяся, к тому же, за время войны наиболее надежного кадрового своего состава, охваченная в большей части стихийно общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованною, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишенные действительного авторитета в глазах народа оппозиционно-интеллигентные партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению».
Зная, что произошло в 1917, читать это еще тяжелее. Возникает естественный вопрос: чему учит история и учит ли она чему-нибудь вообще? И можно ли в принципе так ставить вопрос? Что мы понимаем под уроками истории? Самый очевидный ответ: история страны складывается из хронологически организованной серии событий и ситуаций, и, обнаруживая определенное сходство между современным положением и теми ситуациями, которые нам известны из истории, мы можем с некоторой вероятностью прогнозировать будущие ситуации. Но уровень замеченного сходства в принципе не поддается точным оценкам. И люди меняются, и окружение страны, и образ жизни... И пока из сказанного можно сделать лишь два вывода применительно к истории России: во-первых, она попадала в обвал, когда теряла внутреннее единство. Во-вторых, интеллигентная часть общества должна быть его органической частью - не стоять над ним, вооруженной простыми моделями из чужих мастерских. В-третьих, если целью общества становится материальное благосостояние как таковое, оно не достигается, потому что благосостояния можно достичь, лишь устремляясь за пределы сиюминутного (об этом говорит наша история двадцатого века, и это на материале истории капитализма показал величайший социолог двадцатого века Макс Вебер).
