«Я ни в коем случае не коллекционер антиквариата, - говорит о себе Николай Сарычев, - собиратель старины, но не коллекционер».
Зачем в «хрущевке» венский стул Тонета
|
| Фото Сергея ПЕРМИНА |
Сейчас Николаю Сарычеву пятьдесят один год. Здоровый, крепкий, под два метра роста и богатырского телосложения - все-таки мастер спорта по дзюдо в тяжелом весе. Но уже седой. Состарился и стул (одну из планок спинки Николаю пришлось заменить - совсем износилась), но служит верой и правдой хозяину за его заботу и почитание.
В углу комнаты, у окна, дубовый платяной шкаф «Мюр и Мерилиз». Знающие люди подскажут: еще в 1875 году два шотландских коммерсанта Арчибальд Мерилиз и Эндрю Мюр основали в Санкт-Петербурге торговую компанию, названную их именами. В 1880-х годах из Петербурга компания переехала в Москву, где через пять лет открыла оптовый магазин на углу Кузнецкого моста и Петровки (в «доме Хомякова»). Потом открыла магазин на Театральной площади на месте сегодняшнего ЦУМа. Слава о нем шла по всей России, а одним из постоянных посетителей его был Антон Павлович Чехов...
|
| Портрет Николая Сарычева в интерьере |
Шкаф «смотрит» на стену, увешанную часами. Среди них и настоящий «Бейкер» - настенные часы самого Густава Бейкера, изготовленные еще в конце XIX века, и напольные - дубовые, со свинцовыми, покрытыми жестью гирями весом никак не меньше пяти килограммов. «Бейкер» отбивает каждые пятнадцать минут, напольные - полчаса, и бой последних слышен и на улице, и за закрытыми окнами дома напротив. Поэтому Николай остановил маятники всех часов.
Под настенными часами - трюмо, над которым, чтобы привести в божеский вид, Николай трудился несколько недель. «Какого года, какого века - не знаю, но вещь старая, уважения требует», - пояснил он.
Большая металлическая хромированная кровать дореволюционных времен заняла место у противоположной от балкона стены - как тут и была. Правда, тоже пришлось кое-что в ней поменять и укрепить сетку снизу двумя металлическими рамами. Вот, пожалуй, и вся мебель в единственной комнате сарычевской «хрущевки». Хотя нет. Есть еще нормальный современный диван, на котором спит Дарья - четырехлетняя дочь Николая.
- Конечно, я могу купить и модерновый диван-кровать, и шифоньер, и набор мебели, - говорит Николай. - Только жить в квартире со всем этим уже не смогу. А вот эти шкаф, трюмо, кровать и прочее... Мне среди них думается лучше, жить с ними спокойнее. Это мой образ жизни.
Старинные часы - свидетели и судьбы
|
| «Я ни в коем случае не коллекционер антиквариата, - говорит о себе Николай Сарычев, - собиратель старины, но не коллекционер». Фото Сергея ПЕРМИНА |
- Каждая из вещей, которая есть в моей квартире, имеет свою историю, - продолжает Сарычев. - Не только мебель, но и иконы, картины, самовары, саксофоны. Даже ключи и подковы - тоже со своей судьбой. Только «биография» одних мне известна, а об истории других могу лишь догадываться, что-то предполагать.
Венский стул остался в семье Сарычевых, видимо, от родителей матери, которые в начале века перебрались «за хорошей жизнью» в Сибирь из Тамбова во время столыпинских реформ. Дед по отцовской ветви привез свою семью позже, спасаясь от голода двадцатых годов, и вряд ли они везли изящный плетеный стул из Вятской губернии... Откуда шкаф от «Мюр и Мерилиз» взялся в Новосибирске, неизвестно, но известно, что он был собственностью некоего известного врача с трагической, к сожалению, судьбой: дошло до Сарычева, что тот лишился ума в годы наиболее агрессивного большевизма... На столе телефонный аппарат 36-37-х годов: кто знает, сколько раз и на кого он «стучал» в те годы...
- Мы об этом можем только рассуждать, нельзя доподлинно узнать, как жили эти вещи до того, как пришли ко мне, - сожалеет Николай. - Но ведь рассуждаем же и одновременно думаем о прошлом России, ее народа, своих предков. Вот в моей коллекции патефонов, например, есть окопный, участвовавший в войне 1914 года, и есть английский элитный дипломатический. И слава Богу, что есть и патефоны с граммофонами, и самовары с телефонами, и подковы с ключами! Есть они - значит, можно дотронуться рукой до прошлого. Я убежден, что они обладают позитивной энергетикой. Сильной, но при этом спокойной и ориентированной на творчество.
|
| На фирменном знаке дома «Мюр и Мерилиз» - телефонный номер (всего четыре цифры). Фото Сергея ПЕРМИНА |
- Как-то приятель-предприниматель попросил меня помочь ему в заготовке мяса на Алтае. Приехали в одно селение - слышу: рубят в избе. Зашел посмотреть - мать родная! - коровий задок разваливают на огромной иконе! Я топор отобрал у рубщика: «Что ты делаешь?! Я же ваших бурханов не оскверняю и не могу смотреть как православный человек, чтобы так относились к нашим святыням!». А они, пьяные, сгрудились: гур-гур-гур - между собой. «Мы тебя сейчас из карабинов положим!» - говорят. Карабин - не карабин, а врукопашную схватились. Силы-то, конечно, не равные: их хоть и много, но я ж все-таки дзюдо занимался. И как-то выпал у меня бумажник, а из него - документы, деньги и фотография, на которой я с Сашей Карелиным. Они увидели и сразу - кто это? Я отвечаю: я и Карелин. «Так ты - «греко-рим»»? А у алтайцев, надо сказать, большое уважение к Карелину: он много помогает алтайским спортсменам, ребятишкам - об этом там знают, наверное, все. И про инцидент тут же забыли. Они уже и выпивку достали, но я пить не стал: говорю, на работе, мол, вы лучше скажите, что с иконой делать будем? «Да забирай!» - говорят. Вот я ее отреставрировал и принес в церковь. Но прежде чем уйти в храм, она была у моего друга. Звонит он как-то на Рождество: «Приди», - говорит. Пришел к нему, а икона в том месте, где на шее нетронутый живописный слой, - мироточит! Миро - это такая маслянистая испарина, если можно так назвать ее. Я это расцениваю, как благодарность иконы, что я ее сохранил, возродил из того состояния, в котором она была, и нашел для нее достойное место - в храме.
Всему начало - икона
Сейчас Николай тоже занят реставрированием. Икона «Праздники Христа» лежит у него на кухонном столе. Приобрел он икону для своего приятеля-сплавщика (реставратор, художник, мастер спорта по дзюдо, собиратель старины - определение «коллекционер» и тем более «коллекционер антиквариата» по отношению к себе Николай отвергает напрочь и называет себя «собиратель старины» - и еще сплавщик!). Это отдельная история.
Приятель попал под наркотическую зависимость. И попросил своих друзей отвезти его куда-нибудь в глубь Горного Алтая, где бы была невозможна никакая провокация, где бы не было возможности добыть зелья. Так и поступили.
- Он просто зажал себя в тиски, - рассказывает помрачневший Николай: воспоминания не из самых приятных. - Физиологическую потребность преодолел, а вот психологическая, как говорят врачи-наркологи, остается практически навсегда. И чтобы укрепиться окончательно, он обратился к Вере, к Богу. Начал читать Библию, молиться. А когда почувствовал, что самое страшное позади, но в благодарность этим местам, людям, которые его окружали, к Господу, - решил построить храм. Обратился за благословением к Владыке Тихону. Владыка благословил, и он начал строить. А мы, его друзья, ему помогаем кто чем может. Я вот реставрировать умею - вот и купил эту израненную икону, отреставрирую ее и отвезу на Алтай.
С иконы, собственно говоря, все для Николая и началось. Больше тридцати лет тому назад - в эпоху самого развитого застоя - досталась от бабушки старая икона с ликами святых, поминаемых в январе. В то время все были атеисты (кроме людей старого «покроя») или верующими втайне. Николай - не исключение. Но, по его словам, тогда на него, семнадцатилетнего парня, огромное впечатление произвело то, с какой любовью, старательностью были нанесены на плаху лики святых. И берег он ту икону попервости не из веры в Господа, а как редкое живописное произведение.
Как ни странно, но в ту пору иконы собирать было не настолько трудно, как казалось бы, имея в виду все развивающийся застой, заботу компартии о духовной «чистоте» людей и изощренные формы «санобработки» людей «гэбистами». Обыватель, у которого от бабушки-дедушки еще оставались иконы, церковные книги, кресты, едва ли не с радостью расставался с ними - долой лишний повод властям усомниться в его инакомыслии! И когда после армии он поступил на рабфак, собралась уже немалая коллекция. А расстаться с ней пришлось в одночасье.
- Комендант общежития знала, конечно, что я занимаюсь дзюдо, и поэтому звала меня на помощь всякий раз, чтобы погасить очередной конфликт, - вспоминает он. - Раз сходил, второй, третий... пятый... Но я же не цербер какой-нибудь, чтобы каждый раз растаскивать драчунов! Комендант знала и об иконах. И на следующий день после моего отказа пожаловала милиция. «Ага! Иконы...», - и поскидал милиционер, а, может, просто вохровец даже какой-то, иконы в мешок и унес. Я по наивности своей отправился к начальнику РОВД: мол, я же не пропагандирую Веру в Бога, я же просто собираю иконы. А он: «Что?! Скажи спасибо, что на свободе ходишь да еще пока учишься!»
Но тому случаю Сарычев тоже признателен. Он многое объяснил.
Выстрел в спину Будды
Реставрировать икону для храма, который строит его приятель, - это ближайшие планы Сарычева. В дальнейших - продолжить исследование своей родословной (об этом чуть ниже) и написать две книги.
- Я над ними уже давно работаю, - признается Николай. - Это будут книги по истории антиквариата Новосибирска и альпинизма в России. Но не хроники -- где, что, когда произошло, а короткие рассказы в ироничной или даже шутливой форме о людях, которые занимаются коллекционированием старины и идут в горы. Меня «заразил» этим наш новосибирский художник Сергей Мосиенко. Подарил мне свою книгу «Поэма о вечном», в которой собраны байки о его знакомых, тоже известных в городе людях. Я получил огромное удовольствие, когда ее читал, и подумал: а ведь среди моих знакомых тоже немало интересных людей, с которыми происходили любопытные или даже самые невероятные истории.
Один из близких приятелей Николая коллекционирует кастли - чугунные изделия. Все, что из чугуна, вызывает у него большой интерес. Но однажды случилась с ним неприятность: как-то вечером постучали в квартиру, он открыл, его оглоушили гантелей. Пока был в бессознании, забрали все самое ценное, что нашли в квартире, - деньги, электронику, вещи - и скрылись, естественно. А он пришел в себя, позвонил друзьям, и будучи человеком со здоровым чувством юмора, сообщил.
- Представляете, меня - коллекционера кастли - трахнули по голове... кастли! Судьба...
Гантеля-то ведь тоже кастли...
А вторая история, которая обязательно войдет в книгу, имеет особый смысл.
- Однажды ко мне пришла женщина и принесла статуэтку Будды. Я ее повертел и увидел, что статуэтка со спины прострелена пулей. То есть коллекционной ценности не представляет. А женщина пояснила: «Я понимаю, но хочу рассказать вам историю ее». Ее отец участвовал в русско-японской войне в Маньчжурии. Уже ближе к концу военной кампании ожидал, конечно, скорейшего возвращения домой. И где-то подобрал эту статуэтку, чтобы привезти в качестве сувенира. Бросил ее в вещмешок, вещмешок - на спину. Так и шел. Но война-то еще продолжалась. И какой-то японский камикадзе выстрелил ему однажды в спину. И попал в вещмешок. В Будду. В спину Будды. В спину божеству, которому поклоняется... Как прикажете расценивать такое совпадение? Я - только так: рука Господа (не важно - нашего или их!) направила пулю, посланную в спину солдата, в фигурку божества.
«К потомкам великого мореплавателя
причислять себя не рискую...»
Невозможно представить, чтобы человек, столь трепетно относящийся к старине, не пробовал исследовать собственную родословную. Конечно, пытался. Но пока Николаю известно не много, хотя интересного о своих родственниках, предках узнал достаточно.
- До прапрапрадеда дошел, дальше пока неизвестность: времени требует много, а его у меня пока не находится, - сожалеет он. - Не скрою, в первую очередь меня интересовало - нет ли родственных связей с известным мореплавателем и исследователем северных морей Сарычевым? Знаете ведь - Северный морской путь, острова Сарычева... Наверное, каждый человек хотел бы, чтобы кто-нибудь из его давних-давних предков был знаменит... Прямых доказательств своего родства с тем Сарычевым я пока не обнаружил. Но достаточно знаменитые люди среди моих предков были.
Дед отца Николая с фамилией Душанов работал в Москве ломовым извозчиком, но был известным силачом - о нем ходили по Москве байки и легенды. Одна из них утверждает, что однажды у телеги, в которую были запряжены тяжеловозы, сломалось заднее колесо. А телега была гружена каким-то металлом. И говорят, мол, что Душанов подпер ее плечом, как домкратом, с того краю, где авария случилась, и держал так, пока колесо не поменяют. Народная молва уверяет, что лопнула у него от напряжения печень - Сарычев, правда, сомневается: если бы печень - это неминуемая смерть, скорее всего, речь о селезенке. Отвезли прадеда Николая в больницу, где операцию ему взялся делать сам Пирогов. Позже эта ветвь эмигрировала во Францию.
- У дедов моих трагическая судьба была, - продолжает Николай. - Оба пострадали от коммунистической идеи. Одного - он был ярый коммунист - белые зверски убили. А другой был из семьи середняков, самый бедный из братьев и самый молодой - еще не успел жениться. Это его и спасло - не раскулачили, но спасло ненадолго. В 41-м оказался в сибирских дивизиях под Москвой. Пехоту - «пушечное мясо» - бросили под фашистские танки. Рассказывают, что кто-то из его однополчан писал: поднялся из окопа, чтобы бросить гранату, и тут его «прошила» пулеметная очередь. Он в окоп и упал, а в руках граната...
Эти истории он рассказывал своим старшим сыновьям. Придет время - расскажет и Даше. Ее фотографиями, кстати, увешана одна из стен в квартире Сарычева. На снимках в жанре портрета - улыбающаяся девчушка, на голове которой шляпка с цветком. Шляпка - из джинсовки, а фасон - конца 50-60-х годов прошлого столетия. К этому можно относиться как угодно, но, думается, шляпка «а-ля бабушка» не случайна. Бережное, почтительное внимание к прошлому начинается по-разному. У кого-то с бабушкиной шляпки, у кого-то - со старой фотографии, у кого-то - с иконы... Главное, чтобы он был, интерес к прошлому. В конечном итоге, прошлое - это единственное, что есть стабильного в нашей жизни. Впереди - неизвестность или, в лучшем случае - надежда. А за спиной - опыт, ошибки, покой: фундамент, на который мы опираемся, чтобы сделать шаг в будущее, к надежде. Если, конечно, хотим будущего.
