Cлово - читателю
Родилась я в 1921 году в Томске, здесь прошло мое детство. Самое раннее воспоминание: взглянула вечером в окно зимой, а там черное небо, черный снег и только по краю неба тянется яркая красно-оранжевая полоса: «Мама, что это такое?» - «Это вечерняя заря». - «А куда вы уходите?» - «Сегодня хоронят Ленина». Ленин? Это что-то важное и значительное. Капризы неуместны. А мне чуть на четвертый год пошло. Но помню, помню...
К отцу, женатому студенту, имеющему уже двоих дочек, часто приходили друзья. Дурили, смеялись, играли с нами, пили чай. Наконец кто-нибудь спрашивал: «Ну, что? Споем?» И пели. Пели как-то серьезно, торжественно. До сих пор помню эти песни, то чувство, с каким они пелись. Уже взрослой была, стали появляться у нас «Песенники», там я находила «папины» песни, «Сбейте оковы, дайте мне волю. Я научу вас свободу любить...», «Вихри враждебные веют над нами», «Спускается солнце за степью» и т.д. Уже больше не смеялись, не шутили, задумчиво, сосредоточенно расходились до следующего раза. Мне теперь часто приходится слышать, что от меня люди уходят с просветленной душой, от меня не услышать ничего злобного. А ведь возвышенный настрой души начинался с этих песен, которые слышала в дошкольном возрасте и пронесла через всю жизнь.
Еще одно из ранних воспоминаний, необыкновенных, красивых, дорогих. Я еще совсем дошкольница, которой категорически запрещено выходить за ворота на улицу. А она так и манит к себе. Однажды осенью в солнечное утро, чувствуя себя преступницей, вышла на улицу. Далеко от ворот не пошла, только смотрела вокруг на «мир». Вдруг услышала какие-то странные звуки, непонятные, но приятные. Это откуда-то сверху. Подняла голову, и... в голубом небе впереди вожак, как клюв большой птицы, по бокам углом много птиц с вытянутыми длинными ногами, еще отчетливее слышно: «Курлы, курлы...» Так печально, что защемило в груди. А как красиво! Это же журавли! Они улетают от нас! Я как-то внутренне выпрямилась, прошел страх от нарушения домашнего запрета: такое не забудешь. Так и произошло - помню, в душе осталась эта встреча с прекрасным, наполненность души красотой окружающего мира.
Я застала то время, когда электрического освещения не было. Вечером над столом зажигали большую керосиновую лампу, от нее шел свет, тепло, какое-то уютное потрескивание. Вокруг стола собирались все: отец с заданиями для студентов, их контрольными, мама - с шитьем, я с сестрой - с карандашами, куклами. Потом начиналось самое главное - отец читал вслух. Всю русскую и иностранную литературу, доступную возрасту, хорошо знаю с детства. С годами содержание книг усложнялось, но чтения, совместное слушание оставались. Все это стало привычкой, мы уже не отдаляли себя друг от друга. Мы - это семья, мы - это когда все мы вместе. Как нам было хорошо, интересно, и чем дальше, тем больше. Отсюда наша дружба на всю жизнь. Это главное мое счастье в жизни. Но дальше, дальше.
Еще из воспоминаний детства. Дело к вечеру, гуляем по «дамбе» - большой высокой земляной насыпи между Томью и оврагом, большим, глубоким. С противоположного берега плывут лодки, катера - возвращаются томичи из своего любимого места, прервав воскресный отдых, так как на Томи заходили волны. Снизу раздался гудок парохода, потом и сам он показался. Развлечение для гуляющих в воскресный вечер. И вот уже весь пароход на виду, а с противоположного берега показался последний катер. На его палубе стоит много людей. Сразу же возник спор между присутствующими: катер обогнет пароход с кормы или попытается проскочить перед его носом. Понадеялся, очевидно, капитан катера на свою изворотливость, и... носом пароход ударил в самую середину катера. Он сразу же упал набок, потом выпрямился, но наверху ни единого человека, все в воде. Теперь уже держит в напряжении не праздное любопытство, а тревога... Потом по толпе проносится: «Сейчас красноармейцы придут на подмогу!» Все бросились к пристани, и вот как кадр в фильме: по проезжей дороге идет женщина, немолодая, полная, под руки ведут ее красноармейцы, что-то все время говорят ей, гладят по голове, и столько во всей этой сцене внимания, ласки, что в душе моей, несмотря на ее малолетство, возникает стойкая уверенность: Красная армия - вот наша помощница во всем, вот где найдут все защиту для себя! С этим и жила всю жизнь.
Еще одна причина моего счастья: красота Томска, которую, правда, поняла, «увидела», когда в 1933 году переехали в Новосибирск. Тут же вспомнила, какие же красивые дома были в Томске: часто не просто бесцветные стекла, а цветные, разной формы, узорчатые, яркие краски стен и обязательно деревянная резьба. Помню, что все детство мечтала о доме, который я построю, когда вырасту: белый, не только наличники, но и стены сплошь из резьбы - кружевной дом. Многие здания Томска помню до сих пор: весь проспект им. Ленина, правда, томичи его часто называли Почтамтской, архиерейский дом, магазин Второва (дом богатого купца), книжный магазин Макушина, имя это тоже как гвоздем вбили в голову. Это все мне, ребенку, казалось седой древностью, легендой, а совсем недавно в журнале, посвященном истории Томска, увидела фотографию Макушина. Все это было, было...
Пора кончать. Чем больше пишу, тем больше встает в памяти прошлое. Теперь последнее - «Видение розы».
Рядом с нами стоял маленький дом, его ворота и калитка всегда были накрепко закрыты, даже подворотня наглухо была забрана досками. По уличным слухам, здесь жила супружеская пара, которая заживо себя «похоронила» (никто и никогда их не видел), потому как они имели когда-то очень красивую дочь, с которой связаны были все надежды, но она без разрешения родителей вышла замуж за командира Красной армии, он увез ее с собой (чем не пушкинский «Станционный смотритель»?). На этом жизнь в доме кончилась.
Однажды летним вечером на закате солнца вдали улицы показалась пролетка (так назывались тогда экипажи извозчиков, частных предпринимателей). Все свободное население улицы тут же оказалось на тротуарах. Это же редкость, приключение, кто это по нашей улице может позволить такую роскошь? Когда пролетка поравнялась с нами, я увидела, что в ней много-много девушек (потом-то поняла, что больше 6-7 их не могло быть). Все в длинных белых платьях, в больших круглых шляпах, с цветами в руках. На фоне заходящего солнца, свежей яркой травы для меня это было «Видение розы». Словосочетание это, такое красивое и необычное, закрепилось после знакомства с альбомом «Русский балет» (20-е годы XX века): Анна Павлова, Фокин, Кшесинская, Мравина. Богато и красиво иллюстрированный. Запомнилась фотография Нежинского в балете (или только в танце?) «Видение розы». Доехали мои «розы» до соседнего дома, вспорхнули молчаливой нарядной стайкой и исчезли за калиткой. И опять ничего, глухо... Ничего не зная, люди, как обычно, стали выдумывать вроде того, что это дочь приезжала просить прощения и т.д.
Уже взрослой прочла у Марины Цветаевой, что детям чаще надо говорить о непонятных для них вещах, непонятными еще словами. Это заставляет их думать, поэтому развиваться. Смысл такой. Перечитала свои «картинки прошлого» и увидела: лучше всего осело в памяти то, что было непонятно, над чем думала...
