Александр Асеев: «Учёный должен уметь зарабатывать»

Смена вех

Он первый из потомственных сибиряков (родился в Улан-Удэ), кто возглавил Сибирское отделение. Ещё совсем мальчишкой Саша собрал первый транзисторный приёмник величиной со спичечный коробок и стал победителем конкурса радиолюбителей. Если поступать в вуз, то лучший в Сибири, — так он стал студентом НГУ. «Первая любовь» – полупроводники – осталась навсегда, но оказалось, что есть в мире нечто, намного увлекательнее конструирования и инженерной работы. Это была наука.

Кандидатская и докторская диссертации, завлаб в Институте физики полупроводников им. А. В. Ржанова, заместитель директора института, директор (1998 год). В 80—90-х подросли и окрепли учёные, которые пришли в науку из сибирских городов и весей. Научная элита столичных институтов и исследовательских центров, которая заложила основы Сибирского отделения, постепенно уступала главные позиции теперь уже коренным сибирякам. Бывшие москвичи и питерцы сами, что называется, за руку приводили в науку свою смену. И лучшие пред-ставители этой смены начинали возглавлять институты, научные советы и, наконец, научные центры.

О преемственности и отрицании

Я спросил его: «Александр Леонидович, ваша деятельность на посту председателя СО РАН три года назад началась с некоторого, хоть и негромкого, конфликта с прежним руководством. Затем вашей командой были сформулированы основные стратегические задачи. Это было диалектическое отрицание отрицания или всё-таки эволюционный процесс?»

«В науке в принципе невозможно отрицание накопленных перед тобою знаний и опыта, вся мировая наука – это преемственность, — ответил академик. — Полностью отдавая дань уважения заслугам предшественников (а наука старанием этих людей выжила в 90-е, начала развиваться и реформироваться в 2000-е), мы, однако, впервые приняли развёрнутую концепцию развития СО РАН до 2025 года. Значительно изменили порядок планирования научно-исследовательских работ, взяв за основу востребованность их результатов в конкретной экономике. Естественно, не отрицая первопроходческую, авангардную роль фундаментальной науки.

И мы пошли дальше в развитии сотрудничества с регионами Сибири, с властью, с крупным бизнесом, работающим здесь, в первую очередь с энергетическими корпорациями. И сами пошли во власть: выдвинули в Новосибирский городской Совет члена-корреспондента Н. З. Ляхова, а в областной – члена-корреспондента Н. П. Похиленко…»

Совместно с властью принята и реализуется программа развития Новосибирского научного центра. В Новосибирске претворяются в жизнь два крупных проекта ОАО «Роснано»: это строительство предприятия по производству литий-ионных батарей и по производству наноструктурированной керамики, очень нужной в электротехнике. На заводе им. Чкалова работает линия нанесения особо прочных покрытий на авиационные узлы и детали, в шахтах Кузбасса внедрена автоматизированная система управления. КТИ научного приборостроения изготовил для ОАО «Информационные спутниковые системы им. М. Ф. Решетнёва» уникальные системы контроля параметров спутниковых антенн... Подчеркнём: всё это на основе разработок институтов СО РАН.

Ставка на молодёжь

…В начале 90-х он вдруг понял, что оказался совершенно без средств к существованию, зарплату перестали платить вовсе. Нужно было элементарно выживать. Коммерция – не для него. Помогли налаживающиеся международные связи: первый немец, руководитель технопарковой структуры в городе Дортмунде, побывавший в ИФП СО РАН, помог заключить контракт с министерством науки и технологий Германии. В его лаборатории поняли, что их научный потенциал кое-что стоит, командировки за рубеж стали регулярными, договорные работы принесли первые серьёзные деньги: были куплены две квартиры для молодых сотрудников. Затем доктор наук Асеев становится заместителем директора института, и в 1998 году — директором.
Институт физики полупроводников был первым научным учреждением в СО РАН, где средняя зар-плата научного сотрудника превысила тысячу долларов…

С чем ему приходится бороться сегодня? Да с той же косностью, что и везде. Став директором института, вдвое сократил количество лабораторий, во главе трети из них поставил молодых сотрудников, имена которых сейчас известны мировой науке. Упразднил директорский фонд. Да как же так, — пришли к нему «аксакалы», — ты лишаешь себя рычагов влияния! Нет, он предпочитал отдавать, а не просить, и постепенно приучал к этому коллектив. Учёный сам должен уметь зарабатывать деньги, или так работать, чтобы их ему дали на «блюдечке», а не выпрашивать их. Самодостаточность стала, пожалуй, главным лозунгом его деятельности. Но не нужно путать её с примитивной самоокупаемостью — без госбюджета наука развиваться не может.

Ставка на молодёжь сначала в институте, потом в Сибирском отделении становилась всё реальнее. Три года ушло на пробивание в Москве идеи доступности жилья для молодых. В этом году СО РАН впервые за многие годы получит 260 ипотечных квартир на льготных условиях, вскоре начнётся строительство нового жилого посёлка. Три года напряжённых переговоров в Москве с руко-водством РАН, хождение по правительственным кабинетам. В этой борьбе были задействованы все силы отделения, включая и совет научной молодёжи.

Об особенностях переходного периода

Новое время — не только деньги. И не столько деньги — один из твёрдых постулатов академика Асеева. Он своими руками прощупал и знает систему энергетического хозяйства института и всего Сибир-ского отделения и затеял долгую, упорную борьбу за освобождение водноэнергетического ведомства Академгородка от элементарного лихоимства. Потому что, убеждён, ловкие люди, пользуясь бесконтрольностью, прибрали к рукам, перевели в частное юридическое лицо почти всё жизнеобеспечение Академгородка. Он последовательно выступает за развитие технопарка на взаимовыгодной основе: новые корпуса на Инженерной улице – не только для зарабатывания денег, но и для претворения в жизнь самых смелых технологических решений. Это площадка-эксперимент, а не производственные цеха. Он последовательно отстаивает позицию, что земля в верхней зоне Академгородка не должна продаваться, Новосибирский научный центр должен навсегда сохраниться как центр научный, а не полукоммерческий.

Борьба за «наследство» академика Лаврентьева переросла первичную стадию «приватизации» научной идеологии и морали: она ведётся за конкретную землю и очень хорошо просматривающиеся доходы от коммерческого использования всего того, что создано в этом уникальном месте. То некто задумает прямо в центре Академгородка возвести современную высотку отеля. То вновь возникают упорные, хотя и тайные схватки за право приватизации вместе с коттеджами земельных участков. Знающие люди в руководстве страны, в министерствах и даже за рубежом говорят: Сибирское отделение, Новосибирский научный центр только тогда будут иметь какое-то значение для науки и будущего России, пока они остаются структурой именно Академии наук. 

У Сколково, технопарков и других внедренческих зон по России — своя судьба. Там и цели ставятся несколько иные. У Сибирского отделения – гениально прочерченная отцами-основателями своя линия жизни.

Прямая речь

О Попове, Маркони и других

— Первым радио изобрёл, конечно, Александр Попов. Но Маркони первый добился регистрации изобретения, для чего ему из полуфеодальной Италии пришлось уехать в Англию. И так было весь XX век: русские создавали, а признание приходило за границей. Феодализм в его новом виде главенствовал в СССР и главенствует сегодня в России с его необыкновенно разросшейся системой бюрократии.

Птица счастья с Нобелевской премией за изобретение графена пролетела мимо «окон» нашего института. Да, лауреатами тоже стали русские парни, работающие за рубежом, но… И не впервой мимо «окон» СО РАН пролетают такие птицы счастья. Не хватает, казалось бы, малого: чуть побольше международных связей, чуть побольше разворотливости, поддержки извне и т. п. На самом же деле, если смотреть правде в глаза, в России наука была и есть отнюдь не на первом месте в ряду первоочередных забот государства.

Были, конечно, и первый спутник, и первый человек в космосе, к чему руку приложили сибирские учёные. Но всё-таки это результаты сверхусилий. Да, сегодня зарплата учёного уже позволяет ему, как некогда прежде, купить машину, съездить за границу, но вот насчёт жилья, приборной базы в институте – это по-прежнему нищета. Тенденция к обратному возвращению кадров, скажем так, только обозначена, омоложение лабораторий и руководящего состава институтов и СО РАН – по-прежнему из разряда желаемых, но почти невозможных категорий. И так во всём. Понимаешь, что надо делать, но далеко не всё возможно. Средний приличный университетский комплекс США имеет годовой бюджет около двух миллиардов долларов, а у нас это годовой бюджет всей Российской академии наук. Большая наука всё-таки заслуживает лучшей участи. На том и стоим…