Имя Марины Семеновны Аромштам хорошо известно в педагогической среде. Она — кандидат педагогических наук, девятнадцать лет проработала учителем начальных классов. В 1997 году стала финалистом московского конкурса «Учитель года». С 2000 по 2007 годы курировала инновационные проекты дошкольных учреждений и учреждений для детей-сирот.
Статьи Марины Аромштам по проблемам педагогики публиковались во многих газетах и журналах. А с 2000 года она стала главным редактором газеты «Дошкольное образование», которая с января будущего года будет выходить в журнальном варианте.
У Марины Семеновны вышло несколько книг по педагогике и методике обучения. Кроме того, она пишет художественные произведения о детях и для детей. В 2008 году ее повесть «Когда отдыхают ангелы» была удостоена национальной детской литературной премии «Заветная мечта». Скоро выйдет в свет ее новая книга «Мохнатый ребенок».
К нам писательница приезжала на фестиваль детских библиотек Сибири «Инновационное развитие детских библиотек». Она рассказала о современных тенденциях в детской литературе, о книгах, которые нужно читать детям дошкольного возраста.
Кризис книжной культуры — миф или реальность?
— Мы живем в очень любопытное время, которое называется кризисом книжной культуры. Обычно мы говорим: дети стали меньше читать. У нас перекашиваются лица, как будто дети делают что-то очень плохое. Но мы не владеем никакими статистическими данными и ничем не можем аргументировать свою позицию. Даже не можем сказать, что именно стали меньше читать наши дети и о каком чтении мы говорим вообще, потому что чтение — вещь разнородная, разноплановая.
Бывает чтение элитарное — это высокохудожественная литература. Бывает чтение «желтушное» и бульварное, но ведь это тоже чтение. Нужно оно нам? Это вопрос. Что такое читающий человек? Который держит книгу, или для нас важно, какую книгу он держит. Но это все расплывчатые философские проблемы, и по их поводу сильно дискутируют.
Есть группы людей, которые отстаивают разные точки зрения, и, безусловно, мы определяем своих и чужих по кругу чтения. Когда человек перечисляет то, что он читает, мы определяем, свой он или чужой. И даже если он читающий, но читает детективы определенного толка, мы не будем его считать своим, несмотря на то, что он носит книжку с собой в сумочке.
Непонятно, засчитывается ли с точки зрения людей, которые привыкли читать напечатанную книгу, чтение текстов в Интернете или нет? Это все большие вопросы! Даже когда мы говорим: кризис книжной культуры — это все до сих пор неопределяемое понятие.
Каждому новому поколению — свои книги
Мы будем говорить про те семьи и тех родителей, которые читают своим детям, которые занимаются со своими маленькими детьми. Которые считают образование ценностью и называют чтение самой предпочитаемой формой общения с ребенком.
Интересно, почему родители среди всех других форм общения выбирают чтение? Есть сразу несколько простых объяснений. Во-первых, родители страшно заняты. А что такое чтение ребенку? Это заведомо заданная деятельность. Есть предмет общения — это книга. Содержание внутри, думать над этим уже не надо. Время общения тоже измерено — начало и конец сказки. Поза даже заложена — ты держишь книжку, вот он ребеночек, ты его к себе прижал, либо он лежит на кроватке. Это чтение пространственно и временно определено. Родитель получает облегчение: по какому поводу взаимодействовать с ребенком.
То, что происходит между родителями и ребенком вокруг книги, — это всегда приметно. Это такая коммуникация, которая обеспечивает и общие позитивные переживания. Родителей можно понять: они выбирают чтение, как любимую форму общения с ребенком, наиболее для них экономичную, наиболее оправданную и имеющую психолого-педагогическую ценность. И этому нужно, конечно же, радоваться.
Вопрос в следующем: чтобы ребенку читать, надо книгу выбирать. Родитель имеет весьма сомнительный критерий в выборе книжки, потому что он может опираться прежде всего на свой личный опыт, — что ему читали в детстве... Особенно это характерно для молодых бабушек от 50 до 60 лет, которые в детстве очень любили книги, помнят, как им читали, что они читали. Им кажется, что это самый верный путь, они идут и ищут то, что им когда-то читали.
Вторая опора, с помощью которой родители выбирают книгу, — ему советует продавец в книжном магазине. Обе эти опоры шаткие и очень уязвимые. Совершенно очевидно, как бы мы ни любили книжки своего детства, как бы ни уважали классиков, существует некая ситуация, связанная со старением литературы. И с тем, что каждое новое поколение, хотим мы этого или нет, нуждается в книгах своего времени. Даже если это очень маленькие дети.
Например, фраза «Парчовая на маковке кичка» — это что такое? Все узнали сказку о рыбаке и рыбке. Это наша классика. Про «Конька-Горбунка» я вообще молчу. Помню свое ощущение, когда читала сыну, что у меня начал спотыкаться язык и что некоторые куски хотелось пересказывать прозой или просто пропускать. Даже «в ушате, в корыте, в лохани» тоже звучит достаточно напряженно, хотя понятно.
Первая проблема — это реалии, с которыми очень сложно иметь дело. Они становятся тяжелы для восприятия не только для маленьких детей. Эта проблема еще вылезает в подростковом возрасте, когда дети начинают знакомиться с классикой. Язык писателей XIX века — это как на иностранном языке читать, и дети не понимают, какие чувства спрятаны за этими словами, даже за этой световой гаммой. Мир поэтов XIX века был окрашен в одну цветовую гамму, мир поэзии начала XX века — уже в другие цвета.
По отношению к маленьким детям это тоже существенный момент. Потому что они тоже погружаются в мир реалий. Кроме реалий, есть способ эмоционального реагирования. Современный подросток не привык выражать свои эмоции, как тургеневская барышня. У них другие формы выражения эмоций. Есть термин «подростковая субкультура». Она у каждого поколения своя. По отношению к маленьким детям это тоже играет роль. Потому что ушат, корыто и лохань — это реалии, которые в их жизни не встречаются.
Точно так же, как восприятие сказочного текста. Например, «Мойдодыр». У ребенка, который читал эту сказку в начале XX века, не возникало сомнений, кто такой мойдодыр. Это оживший рукомойник. Он его очень хорошо представлял. А что такое мойдодыр уже для современного ребенка? Он попадает в разряд любимых детьми монстров, потому что больше он ни с кем не сочетается. Это — чудовище!
Те персонажи, которые нам кажутся знакомыми, воспринимаются в новом контексте. Как бы мы ни любили классику, ни обожали Чуковского, Маршака, есть тексты, которые устаревают, и есть, которые пробиваются. Например, «Кошкин дом» — совершенно бессмертная вещь. А «Кто стучится в дверь ко мне»... — это вещь, которая целиком связана с реалиями и будет уже восприниматься на каком-то романтическом уровне. Вообще-то это вещь, которая утекает. Такого почтальона мы себе представить уже не можем...
Не раз объявляли о конце детской литературы. Мне очень нравится реагировать на такие вещи, потому что «Закат Европы» был объявлен 100 лет назад. И она до сих пор благополучно закатывается... Эти объявления конца детской литературы примерно из этого же ряда. Язык живой. Литература живая. Что-то в ней происходит.
Некоторые говорят: «А покажите нам гигантов!» Это сложный момент. Гигантов показать на коротком расстоянии трудно. Может, таких, как Чуковский и Маршак, нет, но они работали на пустом абсолютно поле. Это было новое представление о детстве, о ребенке, и это вызвало к жизни новую литературу. Что там будет у нас, как мы будем смотреть на это через некоторое время, — это вопрос. Но новая литература появляется.
Нужны ли ребёнку книжки-игрушки?
Из всей литературы, которая издается, 80 процентов — для дошкольников. В книжном магазине от книг рябит в глазах, ты тонешь в море литературы. И понимаешь, что купить-то, в общем-то, нечего. До сих пор наши издатели считают, что книжка для детей должна быть большая, толстая, цветастая и блестящая.
Точно так же мы считаем, что первой книжкой, которую ребеночек получает, должна быть книжка-игрушка. Поэтому мы берем книжку и приделываем к ней колёса, вырезаем её в форме машины или делаем вертящиеся глаза. Это для чего? Посул великий — мы хотим, чтобы ребенок приобщался к книжке, а он любит играть. Поэтому вместо книжки подсунем ему гибрид.
Что мы хотим получить: ребенка играющего или ребенка читающего? Какая условная реакция должна возникать, когда он берет в руки книжку-игрушку? Он должен хотеть играть — возить книжку на колесах. А если ты даешь книжку — это совсем другой вид деятельности, очень сложный для ребенка: он должен сесть, смотреть на картинку и слушать. Я против книжек-игрушек. Но из любого правила существуют исключения.
Есть замечательная книжка-игрушка Эрика Карла «Очень голодная гусеница». Я считаю её лучшей книжкой для детей раннего возраста. «Очень голодной гусенице» уже 40 лет, но мы о ней долго не знали, она появилась у нас всего три года назад. Эрик Карл — признанный в США мастер детской иллюстрации, он начинал как иллюстратор, а потом стал рисовать и писать свои книжки — придумывать через картинки текст.
В любой книжке ребенок должен себя с кем-то идентифицировать. Здесь он сравнивает себя с маленькой и голодной гусеницей, которая в итоге превращается в бабочку. Чудесная перспектива. Это невероятно оптимистичная сказка. Абсолютно идеальное произведение, точное психологическое попадание. У нас для детей раннего возраста (полутора-двух лет) ничего аналогичного не было. Как можно говорить, что детская литература умерла? Здесь игровой момент книжки не самодовлеющий — он встроен в книжку, а не привешен к ней, как колеса и глаза.
Есть еще одна книга Эрика Карла — «Морской конёк». Это тоже инженерная находка. Ценность её в том, что здесь главные действующие герои — папы, как они заботятся о своем потомстве.
В 60—70-е годы были популярны книжки-раскладушки. Для трех-четырехлетних детей сегодня есть книги-панорамки. Их открываешь, и там что-то вырастает у тебя на глазах. Очень похоже на театр. Они побуждают ребенка фантазировать, лучше воспринимать текст.
Сейчас книжка вступает в конкуренцию с тем, что ему обещает визуальная среда. Телевизор, компьютер очень сильны по своему воздействию. Если мы хотим, чтобы детская книжка была конкурентоспособной, она должна быть красивой. Книги-панорамки очень нам нужны. Они — первое изобретение книжной инженерии. Панорамки интересны для разглядывания, они сродни диафильмам и комиксам.
Среди них я бы выделила очередной шедевр — «Потому что я тебя люблю» Гвидо ван Генехтена. Здесь не только очень точно психологически выстроен сюжет, но и присутствует анимационный эффект. «Неважно, какого ты цвета — желтый, зеленый, — ты всё равно самый красивый, — говорит в книге мама медвежонку. — Потому что я тебя люблю». Эту мысль очень важно заложить детям до пяти лет.
«Новое слово в литературе»
Я не разделяю мнение, что пришел конец детской литературе и что она должна обязательно появляться на русском языке. Та литература, на которой мы выросли — «Робинзон Крузо», «Остров сокровищ», «Приключения Гулливера», — были все вещи переводные.
Сказки в стихах — самый адресный жанр детской литературы. Чуковский впервые четко обозначил возраст своей читательской аудитории. Выбор жанра оказался удачным с точки зрения психологии. Сказки в стихах Чуковского, Маршака, Сапгира, Заходера — ничего лучше для детского «питания» найти нельзя. Сегодня я бы назвала нового мастера жанра — это современная английская детская писательница Джулия Дональдсон. Её сказки на русском языке вышли в переводе Марины Бородицкой. Они адресованы детям от четырех лет и старше.
Сказка Джулии Дональдсон — «Улитка и кит» — о жизненной диалектике, о взаимоотношениях большого и маленького. Книга была признана лучшей книгой для чтения вслух.
Классик новой детской литературы — Свен Нурдквист. Книги шведского писателя увидели свет в 80-х годах, их перевели на многие языки мира. Детям от пяти лет и старше очень понравится книга «История о том, как Финдус потерялся, когда был маленьким». Это абсолютно новое слово в литературе. Рассказ бытовой, но в плане отношений — напряжение человеческих чувств. Зачем читать детям художественную литературу? Не для того, чтобы дать информацию, а чтобы получить опыт человеческих переживаний. Это цель искусства — ребенок переживает школу переживаний!
