Вот уже более полувека прошло, как в лексикон новосибирцев — а следом и всей страны — вошли слова Академгородок и Лаврентьев. И ещё 50 лет пройдёт, и 100, и более, а имя выдающегося учёного и гражданина так и останется не просто в памяти «благодарных потомков», но будет нарицательным, символом всего передового, что может дать науке и Родине человек.
Да, разумеется, у него были сподвижники, и мы чтим их имена, круг их гораздо шире, чем принято называть, — академики Христианович, Соболев, Трофимук, Окладников и ещё горстка «апостолов», рискнувших поменять в конце 50-х прошлого века благоустроенные научные «гнёзда» ради будущего своей страны, которое не мыслилось со времён Ломоносова не только без Сибири и Ледовитого океана, но и без науки как таковой.
И всё-таки он был хоть и не единственным, но главным. Тут история чиста и честна. Это благодаря гению академика Лаврентьева отечественная наука сделала колоссальный прорыв от полувоенной замкнутости и закрытости, от эпохи «шарашек» и «почтовых ящиков» к широкому выходу в нормальную гражданскую жизнь. Михаил Алексеевич наравне с Курчатовым, Королёвым, Келдышем навсегда вошёл в историю нашей страны как символ перехода от «гимнастёрки» к «гражданскому одеянию».
Обычно принято выделять всем известную триаду, или треугольник Лаврентьева: междисциплинарный подход к фундаментальным научным исследованиям, связь науки и практики и обязательная забота о подготовке научных кадров, стройная система образования. Ясно, что понятия эти весьма условные, хоть и основные, они составляют становой хребет интеллектуального наследия учёного. Но что значили бы все эти три ипостаси, не будь таких личных качеств Михаила Алексеевича, как его знаменитое жизнелюбие, редкостное даже по советским временам бескорыстие, огромное уважение к личности человека вообще и молодого в особенности и т. д. и т. п.
В канун юбилея в Институте гидродинамики СО РАН, который носит имя Лаврентьева, состоялась встреча группы его учеников с журналистами.
«Гражданином высшей пробы» назвал своего учителя академик Владимир Титов и напомнил известную поговорку, ставшую лейтмотивом создания Академгородка: Лаврентьев со своими качествами большого учёного и организатора появился в нужное время и в нужном месте: именно после восстановления войной разрушенной экономики, именно тогда, когда стал необходим открытый обмен научной информацией. А что касается Новосибирска конкретно, то он со своими товарищами неслучайно остановил свой выбор на географическом, транспортном, экономическом и культурном перекрёстке Сибири.
Доктор физико-математических наук Марлен Топчиян рассказал, как в феврале 1957 года он с товарищами-студентами возвращался в Москву с практики в вагоне поезда. Внезапно в вагон вошёл Михаил Алексеевич: рассказал, что готовится правительственное решение о создании Сибирского отделения и уже есть группа учёных, готовых начать новое дело. И тут же предложил: кто хочет — присоединяйтесь! Присоединились все.
Леонид Лукьянчиков, один из тех, что вырос до доктора физико-математических наук здесь, в Академгородке, говорил, что с самых первых дней работы в Сибири Лаврентьев немедленно развернул научную деятельность. Ещё негде было жить, будущее Сибирского отделения просматривалось только на бумаге, а через год после выхода в свет постановления Совмина в Институте гидродинамики уже был введён в действие первый взрывной стенд, и началась полномасштабная экспериментальная работа.
Валерий Кедринский, проработавший бок о бок с Лаврентьевым немало лет в качестве учёного секретаря, рассказал, насколько внимателен был он к элементарным нуждам сотрудников, но при любых обстоятельствах требовал от них выполнения поставленной задачи. «Будьте добры создать математическую модель проведённого эксперимента!» — одна из самых частых фраз в его устах. Создатель и первый руководитель Сибирского отделения мыслил сугубо научно и как математик абсолютно конкретно: цель, путь её достижения, результат. И, к слову, он умел радоваться даже отрицательному результату, считая его важным наравне с научным успехом.
Чуть ли не «на коленке» защищал свою кандидатскую диссертацию Вячеслав Истомин. Научная деятельность в институте уже кипела, но вполне сложившихся формальных структур ещё не было, на защиту привлекали учёных из Москвы. И — время, вперёд!
До сих пор и ученики Михаила Алексеевича, и просто люди, хорошо знающие его, особо выделяют, кроме известной триады Лаврентьева, ещё три его личных качества.
Первое: мало того, что этот человек никогда ничего не откладывал на потом и моментально включался в работу при любых обстоятельствах, — он всегда был нацелен на решение какой-либо крупной государственной задачи, и успех в научном поиске сопутствовал ему. Война — и Лаврентьев создаёт кумулятивный, прожигающий танковую броню снаряд (Сталинская премия). Началась гонка вооружений и борьба за лидерство — он разрабатывает артиллерийский снаряд с атомной начинкой (Ленинская премия). Время поставило задачу преобразования нашей экономики — и Лаврентьев со товарищи создаёт Академгородок и пояс внедрения.
Это потом уже, после расцвета 70-х, порождённая им энергия стала тихо вязнуть в бюрократическом болоте. Его последователи каждый по-своему старались преумножить сибирскую науку и как можно теснее увязать её с задачами экономики. Рождались одни программы развития производительных сил Сибири, другие, делались всё новые попытки соединить малосоединимое — администрирование и реальность. Но «провидению» понадобилось ещё много лет, чтобы пережить сначала провал 90-х и почти полное забвение власти («многовато у нас науки, господа!»), руки у новых руководителей никак не доходили до комплексного развития Сибири. И вот, наконец, снова забрезжил свет, и научно-технологическое развитие провозглашается как основа модернизации всей страны.
Второе: личная независимость, «казацкая вольница». Он был всегда внутренне свободен сам, что далеко не всегда нравилось партийно-государственным чиновникам, местным руководителям, и предоставлял возможность свободного поиска решений своим подчинённым. Институты, лаборатории создавались не только под задачи, но и под конкретных людей.
И, кроме всего прочего, Лаврентьев был воистину человеком от науки, её первостепенной роли в развитии всего человечества, а не от конъюнктуры дня. Сейчас об этом не очень-то принято вспоминать (не модно), но эти люди никогда не ставили на первое место в жизни личное благополучие. Говорят, члены его семьи, верная подруга жизни Вера Евгеньевна после его ухода были весьма стеснены в средствах: он не оставил никаких накоплений и никакой собственности. В нём, несмотря на масштаб мышления, так и не проснулась коммерческая хватка Эдисона или Менделеева. Он был воистину дитя своего времени и весь свой талант учёного и организатора до конца отдал служению Родине — гражданин высшей пробы.
Чем сегодня известен Новосибирск? Любой школьник в России, и не только в ней, вам скажет, что в первую очередь — Академгородком. Разумеется, наш город уже состоялся к приезду сюда Лаврентьева и его последователей как важнейший центр оборонной промышленности на востоке страны, которая перерастает в высокотехнологическое современное промышленное производство. Мы никуда бы не ушли от роли ведущего мультимодального транспортного узла. Здесь будут и дальше развиваться искусство и культура. Но, как говорится, большой вопрос, стал ли бы без академика Лаврентьева главный город на Оби всемирно известным научным центром, объединив ещё и аграрную, медицинскую, микробиологическую науки. Удался ли бы вообще опыт прорыва на восток большой науки, если бы не «технопарк советского периода» — Академгородок и в целом Новосибирский научный центр?
Очередная ломка-перестройка в России и с нею научных структур на два десятилетия, как говорят сами учёные, притормозили шествие отечественной науки вперёд. Но всем известен закон волны или маятника: очередная низшая фаза пройдена. Теперь только вверх.
