Здесь он встретит многих своих товарищей. Как и Виктор Козлов, они тоже прошли через огонь самых страшных лет в истории нашей страны. Каждый год в День памяти и скорби они приносят к Вечному огню алые гвоздики и траурные венки. Вместе молчат и вспоминают о тех, кто с той войны не вернулся...
Прошло почти семь десятилетий, но Виктор Васильевич в деталях помнит мгновение, когда война ворвалась в его жизнь, заставила изменить все планы и на много лет оставить свои мечты и надежды. 22 июня 1941 года у штурмана бомбардировочной авиации начался учебный отпуск. Он приехал из Курска, где служил, в Москву, чтобы подать документы в Военно-воздушную академию имени Жуковского. Вместе со своим дядей, у которого остановился, утром поехал в ГУМ купить подарки родным. На следующий день Виктор Васильевич должен был сесть на поезд до Новосибирска — там жили его родители и брат. Молодой летчик и дядя стояли на остановке и ждали трамвай, рядом с ними были незнакомые люди — спешили на свидание, торопились в кино, на встречу с друзьями, по делам. Через мгновение все это стало неважно.
— Мы услышали сообщение, — вспоминает Виктор Васильевич. — Говорил... нет, не Левитан. Выступал Молотов, именно он сказал, что фашисты нарушили договор, перешли наши границы и без предупреждения напали на нашу страну. Люди вокруг заволновались и стали расходиться. А у меня была единственная мысль: «Нужно скорее на фронт». Об академии я уже не думал — нужно было отдать свой долг, спасать родину. Конечно, в глубине души мы понимали, что можем не вернуться, но всё равно хотели воевать — шли добровольцами, призывались досрочно. Такое было время, такие люди — патриоты. Тогда и девушки замуж не хотели выходить за парней, которые не служили в армии.
Отпуск закончился, так и не начавшись. На следующий день Виктор Козлов уже был на Курском вокзале. Сел в поезд, чтобы вернуться в Курск в свою часть, чтобы воевать. Уже 29 июня он попал под первую бомбежку.
К тому времени о войне он кое-что знал: после окончания авиационного училища участвовал в освобождении Западной Украины и Западной Белоруссии.
— Но тогда, в тридцать девятом, все закончилось мирно, — рассказывает ветеран. — Хотя мы были готовы к борьбе, но немцы Западную Украину и Белоруссию мирно отдали нам.
О том, что война — это кровь и смерть, молодой Виктор Козлов знал от своего отца. Тот был солдатом в Первую мировую, затем три года провел в немецком плену в Германии.
Тяжело было маме Виктора Васильевича, не только потому, что сын уходил на фронт. Еще и потому, что воевать ему пришлось с народом, который когда-то был ей родным. Она — немка по происхождению, в Германии встретила своего русского мужа. Виктор Васильевич и родился под Гамбургом.
Мама Виктора Козлова, хоть и говорила с акцентом, но совершенно обрусела и была патриоткой России. Как и ее младший брат, который остался в Германии. Он был коммунистом и поэтом, присылал поэмы, в которых хвалил Советский Союз...
Отец и мать написали сыну: «Воюй хорошо, береги себя». Но на фронте штурман дальней авиации, в котором, кроме русской, течет и немецкая кровь, пробыл недолго. Уже осенью по пункту пятому с передовой он попал в стройбат под Ульяновск. Четыре месяца рыл окопы, писал рапорты и письмо Сталину, пока не добился, чтобы его восстановили в армии.
Если бы не война, возможно, и профессиональная, и личная жизнь Виктора Васильевича сложилась бы иначе. Может быть, ему не пришлось бы ждать встречи со своей любимой годами.
Виктор Козлов женился на своей школьной любви в сорок втором. Как и у многих на войне, эта свадьба была символичной: до нее и сразу после молодожёны не виделись по нескольку месяцев. Он тогда служил в стройбате и выпросил командировку в Пермь, чтобы по дороге сойти в Первоуральске... Там жила его Александра, он звал ее ласково Шурок.
— Пришел к ней в общежитие, обнял и говорю: «Пойдем зарегистрируемся», — с нежностью рассказывает фронтовик. — Я был тогда изгоем, а она не испугалась. Сели на электричку и приехали в Свердловск. Зашли в загс, расписались. Выпили по стакану газировки, а потом сели на поезд: я — в Пермь, она — в Первоуральск. Только через год, уже когда меня перевели в Энгельс, я вызвал ее к себе.
Правда, счастливая супружеская жизнь была недолгой, война вновь заставила их расстаться. Виктора Козлова хоть и восстановили в армии, но не отправили на передовую. Он этого долго добивался, написал еще одно письмо Сталину, и, наконец, молодого летчика перевели заместителем штурмана на Центральный фронт в отдельный дальнеразведывательный Сталинградский краснознаменный авиационный полк. Он летал по ночам на американском С-47 и забрасывал разведчиков и диверсантов в глубокий тыл врага.
— Может быть, дослужился бы до генерала, если бы тогда, в сорок первом, поступил бы в академию, — смеется бывший штурман. — Но форму носил бы все равно. Мне это нравилось, пример отца был передо мной, авиамоделизмом увлекался с юности.
Хотя и был момент, когда Виктор Козлов мог выбрать совсем другую дорогу. Изменить судьбу тогда могла... любовь. После окончания школы он чуть было не выбрал профессию инженера и не поступил вслед за своей школьной любовью и будущей женой в Свердловский индустриальный институт. И, может быть, не знала бы наша страна такого летчика, если бы не вызвали десятиклассника Витю Козлова в обком комсомола и не сказали: «Надо идти в армию»...
— С самого начала войны у меня было чувство, что эта беда — временная, — признается Виктор Васильевич. — Это чувство просто было внутри меня само по себе и не менялось, никогда не было у меня мысли, что наша армия потерпит поражение. И хотя мы теряли города, я знал, что русские — победители. Я верил в свою страну, в свой народ, в русских людей.
