Старик и веники

— Как здоровье? — спрашиваю.

— Да так, живем потихоньку, хлеб-соль жуем. Какое уж здоровье, — ответит он.

Старое житье-бытье вспомним. Меня, конечно, больше всего его «бизнес» интересует.

— А торговля как? Сколько сегодня продал веников? По какой цене за штуку?

Он вздыхает: «Какая тут торговля, слезы одни. Сегодня суббота, а веники не берут. Они что, в бане не моются?» — обращается неизвестно к кому.

Но вот женщина подходит, еще издали машет руками:

— Дедуль, мне пару веничков.

— А может, три? — пытает счастье торговец.

— А давай. Раз пошла такая гулянка.

А раз ему, Геннадию Илларионовичу Микшину, старику семидесяти пяти лет от роду, крупно повезло, и случилось это тоже на моих глазах. Рядом с муниципальным рынком, у которого он торгует, сауна работает круглосуточно. И вот от этой самой сауны пришла молодая женщина и говорит:

— Дедушка, давай вместе со своим велосипедом к нам. Веники оптом берем.

А какова средняя ежедневная реализация веников? Если верить Микшину, не более двух-трех, в лучшем случае пяток продаст. Тогда стоит ли доверху загружать велосипед? Старик смеется:

— А вдруг снова подфартит. Обидно будет, коли товара под рукой не окажется.

Веники он привозит на велосипеде, увязывает до трех десятков на багажник, везет по своей улице имени Кирова, что за железнодорожной линией, и торгует до позднего обеда у городского рынка или у торгового центра.

Как-то спросил, сколько вяжет веников для продажи зимой: сотню, две, три?

— Достаточное количество, — он хитро улыбается: секрет фирмы, разглашению не подлежит.

— А торгую я не только березовыми вениками, — неожиданно заявляет он, — но и дубовыми.

— Постой, постой, а дубовые откуда взялись? Где растут эти самые дубы?

— Сын Андрей привозит. Он у меня таксует. А где берет, не спрашивал.

Сказал, что за березовый веник просит всего-навсего тридцатку, тут же добавил, что в Омске он стоит в два с половиной раза дороже, а дубовые так вообще полторы сотни. Это куда же годится? Но баре, это он так называет наших предпринимателей, люди богатые. Им полторы сотни отдать, что раз плюнуть.

Очень любит Геннадий Илларионович поговорить — хлебом не корми. Если что передает, то обязательно с массой подробностей, без которых можно было бы обойтись. Я иной раз уже и не рад, что затеял беседу, пытаюсь уйти, но он схватит за плечо, горячо жарко зашепчет:

— Нет, ты не уходи. Слухай дальше...

Раз его не было подряд два дня. Сильно забеспокоился: уж не заболел ли старичина? О своих болезнях он тоже рассказывал. Их у него целый букет, и какая скрутила на этот раз? Но все оказалось иначе. Беда приключилась с бабой Дусей: мылась в бане, сильно разомлела, упала и сломала четыре ребра.

— А без бабки я куда? — разводит он руками, и стал подробно излагать, как все это происходило в бане, как утром следующего дня приехал сын и увез мать в больницу. Он носит своей Дусе куриный бульон, который готовит сноха.

У них на двоих большая усадьба, огород в двенадцать соток, который они, несмотря на старость и немощь, возделывают. Старик осенью продает также капусту, огурцы, помидоры, морковь. Какой-никакой, а приварок к пенсии. А пенсия у обоих невелика. У старика около семи тысяч, у старухи и того меньше.

— Иной раз чего-нибудь вкусненького захочется, — виновато говорит он.

— Не балуешься? — тонкий намек на выпивку. — Нынче это в большой моде. Пьют мужики, и женщины не отстают.

— Завязал. Лет этак пятнадцать назад. Внуки приедут с сыном и снохой, пью с мальцами квас или какой напиток, чокаемся рюмками как взрослые.

А вот с этой заразой никак не могу расстаться, — он кивнул на пачку сигарет, которую вынул из кармана. — Подскажи, как бросить?

Все время думал: простой, малообразованный старикан, каких немало. А как-то он сказал то, что повергло меня в шок: у Геннадия Илларионовича высшее образование. В молодости закончил строительный институт, работал по специальности — бригадиром, прорабом, правда, не в Татарске, а далеко от наших мест — в Средней Азии. Восемь лет назад переехали в наш город, купили домик за линией, где можно смело сказать: как в деревне. Старик замастырил баньку из осины, огородик удобрил. И вот живут с бабой Дусей, добра наживают.

Особая гордость стариков — дети. Четверо их. И у всех, кроме Андрея, высшее образование. Одна дочь хирург, другая — инженер. Обе живут в Кузбассе. Сын — военный летчик, сейчас в Новосибирске. И только Андрей — простой шофер. А внуков у Микшина одиннадцать.

— А ты что думал? — он смеется, доволен произведенным эффектом. И тут же деловито говорит:

— Ты вот лучше в ателье «Березка» сгоняй.

— Зачем?

— Там на первом этаже магазинчик есть. Предприниматель из Омска держит. Дешевизна такая, что голова закружится. Купи себе чего-нибудь: яичек, курку, мяска...

Говорю, что на обратном пути заскочу, но забываю и думаю совсем о другом. О том, как славно прожил на этом свете старик: детей вырастил, дал им образование, внуков целая куча, и сейчас не греет бока на завалинке, как делают многие и многие наши старики и старухи, перемывая косточки соседям, а работает. Еще и сыну помогает по хозяйству, а то и деньжонок подбросит. Вот недавно уголь разгружали. А ведь возраст, болезни и все такое прочее. Но таким беспокойным людям, как старик Микшин, ничего не мешает. Уж такими они родились на свет божий.